В никуда - страница 3

Улыбаюсь тебе. Ну же, хватит отваги?

Улыбнись для меня. Я хочу непременно –

До того, как случатся петля и отрава.

Ты стоишь на коленях, целуешь в колено,

Улыбаешься.

Я в восхищении.

Браво.

***

Это ты ещё – лишь подумай! – не слыхал, как она поёт, это ты ещё – знаешь, к счастью, – не гулял с нею по ночам. Обо всём этом, мой хороший, можно сутками напролёт разговаривать больше года, если прямо сейчас начать. У неё от кошачьей сути не свобода, не хвост трубой, не умение мягко падать, не светящиеся глаза…

У неё от кошачьей сути – ничего вообще, бог с тобой!

Кто посмел тебе, мой хороший, эти глупости рассказать?

Это волк по своей натуре, ясно с первых пяти минут, только скалится так красиво, что не сразу видны клыки. Ей не нужен твой чёрствый пряник, ей не нужен твой жёсткий кнут, если встретилась в чистом поле – развернись и скорей беги! Ты, конечно же, можешь думать, мол, раз-два, и её сломлю, всех строптивых же укрощали, так и этой недолго выть…

Ты, конечно же, можешь думать,

мой хороший, но, мать твою,

На неё лишь начнёшь охоту – не сумеешь остановить.

Это ты ещё – лишь подумай! – и ружья-то в своих руках отродясь не держал, а тоже – посмотрите, какой герой. Мой хороший, я обещаю: ты останешься в дураках. Не садился б за эти карты, не тягался бы… Чёрт с тобой! Ты, закинув обрез за плечи, поднимаешься и идёшь, обещаешь вернуться скоро – может, даже и до утра.

Я смотрю тебе вслед и плачу. За окном барабанит дождь.

Ты забыл на столе, мой мальчик, свои пули из серебра.

РОГ РОЛАНДА

Ляг сегодня за полночь. А в полночь

Приходи мои увидеть сны.

Нет, я не приму чужую помощь,

Пусть уж нападают со спины.

В сумрачном ущелье Ронсеваля,

Стёртом с самых-самых важных карт,

С тихой элегантностью рояля

Станет молчаливый арьергард.

Я не прикоснусь к святыне рога –

Вместо зова пусть блистает сталь,

И не стану поднимать тревогу,

Смело обнажая Дюрандаль.

Посмеюсь в глаза враждебным маврам,

Пусть их слишком много – этих глаз,

Я пройду по их рядам пожаром,

Поражая тысячи за раз.

Окружают… Да, их слишком много.

Со спины пронзит тугая боль.

Я не стану поднимать тревогу –

Уходи спокойно, мой король.

***

Было, наверно, стеклянным, раз звонко бьётся.

Столько осколков – вовеки не соберёшь.

Там, где обычно, на грудь прицепляют брошь,

Брешь у тебя. В неё заливает дождь.

Скоро затонешь – уже через бортик льётся.

Скоро затонешь. Мелко дрожит штурвал

В мокрых ладонях. Нет, не от пота – кровью

Выкрашен путь в этом открытом море.

Ты удивлённо приподнимаешь брови:

Жертву богам никто ведь не отменял?

В жертву богам есть, что сейчас отдать:

Ты запускаешь руку себе под рёбра –

Ранят осколки пальцы, звенят недобро,

Солью внезапно хлещет куда-то в нёбо,

Ты запускаешь сердце в морскую даль.

Ты запускаешь сердце. Прощальным звоном

Боль раздаётся в радугу над водой.

Буря стихает. Где-нибудь под тобой

Боги смеются: «Ух ты, смотри какой!»

Принята жертва. Стало быть, не сегодня.

Буря стихает. Плата невелика:

Горстка осколков – и уплывай к рассвету.

…Где-то внизу, в тёмных глубинах где-то

Боги поджарят сердце твоё к обеду:

Будет ужасно вкусно наверняка.

***

Спаси меня. Мне холодно и страшно. Я, кажется, вот–вот пойду ко дну. В такую даль заходит лишь отважный – не оставляй же здесь меня одну. Не оставляй, вода не отступает. Мне? В мокром платье? Выплыть? Ни за что.

Смотри, герой, я рыжая какая.

Смотри, герой, ты тоже не святой.

Смотри, герой: ты убивал немало, твой путь расчерчен всполохами стрел, и, если тебе счастья не хватало, ты бил и грабил – после пил и пел. Смотри, герой, какие тут надежды на что-то, кроме ада, могут быть?