В огороде бузина - страница 21

Старик застыл с распростертыми руками, сосредоточенно вникая в смысл ее слов.

– Как только информация о местопребывании Ромика просочится Борщу или Вике, я его тотчас изымаю, – Римма Васильевна внимательно посмотрела на соседа.

У Гришки от мысли, что его халявные стройматериалы будут утилизировать уже два халявных работника, также ритмично зашевелились волосы на голове, постепенно подключилась и косматая борода, двигаясь как живая. Он мысленно уже достроил очередное строение на своем участке и теперь украшал его затейливыми башенками.

– Так участковому нельзя сливать информацию или твоей родной дочке? – задал вопрос с подвохом старик.

– Вике особенно, – Римма Васильевна опять почувствовала себя виноватой и обязанной дочери.

– Избаловала ты ее, Римка, чего она командовать должна? Ты женщина самостоятельная,

– Ладно, – перебила его Римма Васильевна,

– Ты вон за Артемкой следи, а то весь кирпич из города перетащит, строительная отрасль и рухнет в регионе,

– По рукам, по рукам – суетливо изрек инвалид, боясь, вдруг соседка-дура передумает, «Такого работника ведь отдает, он бригады целой стоит», – размышлял он.

– Да, еще, – добавила женщина, инвалид напрягся,

– Что еще? Я вообще никому говорить ничего не буду!

– Я не об этом, – она еще раз взглянула на старика. – Еду я ему приносить буду, – восстановив в памяти пакеты с продуктами, которые она переправляла к Лехе-йогу, Римма Васильевна немного осеклась, вспомнив плачевный результат.

– Я знаю, чем ты людей своих кормишь, да и сам ешь, Ромик таким г… больше не питается.

– Ладно, ладно, – старик миролюбиво замахал руками,

– Любой каприз за ваши деньги, – и затрясся уже сам от смеха в такт своей бороде и жиденьким волосам на черепе.

«Господи, вот поистине рабовладелец», – подумала женщина, идя домой. – Да ладно, Ромик вытерпит, он на работу злой, а там глядишь все и уладится».

Передислокация любимого заняла не более получаса, благо перемещаться ему нужно было по соседству. Оставшись одна, во вновь осиротевшем доме, Римма Васильевна рьяно принялась за подготовку к приезду дочери и внука.

Вскоре все вокруг блестело и сверкало, а на кухне, запахло пирогами. Ближе к вечеру, около дома остановилась иссиня-черная МАЗДА дочери с московскими номерами, Римма Васильевна, вне себя от счастья, выбежала на встречу. Вика поднялась с водительского места и завидев мать широко заулыбалась.

 «Мамуля», – она обнялась с подскочившей женщиной, и обе, не сговариваясь, всплакнули, синхронно отдавшись нахлынувшим чувствам. Постояв немного в виде изваяния, олицетворяющего полнейшее смирение, мать и дочь, принялись топтаться на месте, держась за руки и наперебой, не отвечая на вопросы оппонента, что само по себе затрудняло диалог, начали своеобразно общаться.

За этой картиной, довольно безучастно, с каким-то чисто этнографическим интересом, как за ритуальными танцами туземцев, наблюдал сын-внук Глебушка.

 «Глебушка, внучек мой единственный», – Римма Васильевна переключилась на высокого, хорошо сложенного и отлично выкормленного блондинистого девятнадцатилетнего парня, завидев его скучающий взгляд.

Женщина бросилась обнимать внука, которого не видела года три, а он, слегка приобняв ее, сухо и быстро отметился поцелуем-клевком.

– Девки, небось, проходу не дают, – с улыбкой поинтересовалась у внука Римма Васильевна,

 «Мама, я тебя умоляю, какие девки? – ожидаемо ответила Вика за сына. – Он же еще ребенок, вечерами дома сидит, в танчики играет, – она с нескрываемым обожанием посмотрела на сына. – Вот покушать он любит», – сказала Вика, доставая дорожную сумку из багажника.