– О боже, старые песни в новой интерпретации… Банально то как!
– Может, вас удивить тогда коктейлем? – Бесцеремонно хватаю за шнурок ее матрас.
– Для начала угостите моего мужа…
Мимо проплывает плавник акулы, хищница, кружа по спирали приближается.
«То, что заложено веками не искоренить…».
– Мужа? – Скрываюсь от акулы, раскручивая матрас незнакомки. – Он тиран и может задушить вас, этот Мавр?
– Вы литератор театрал!
– А вы…? Это же очевидно – мы созданы любить друг друга!
– Ну что вы! Я вся сгораю от стыда…
– И все же?
– Я – никогда!
– Я тоже!
Бросая бесполезное знакомство параллельно отдаляюсь от акулы. К берегу, к земному раю!
Шезлонги. Скрываюсь в тени зонта рядом с Итальянцем, заказывая у появившейся амазонки:
– Мороженое и персики!
– Ну как успехи? – Итальянец все также не открывает глаз.
– Ревнивец-муж на горизонте, а я труслив как жертва перед… – так и не подобрав рифмы меняю тему разговора, – Что у тебя?
– Я не достоин глаз ее печальных! Она – хрупка, я – груб и оскорбил ее недостойным предложением… Но извинился и в полночь смогу свою вину загладить у ног ее, в постели что?!
«Столько лирики за пять мнут. Поэтический вечер… сука!».
– Не так уж все и плохо для тебя.
Я занят мороженым, итальянец все же открыв глаза работой – рассмотрением проходящих мимо отдыхающих. Их потенциальной полуголой угрозы.
Отто с Хельгой выйдя из воды присоединяются к нам.
– Ну как вам? – поднимает запотевший стакан с коктейлем освежившийся лидер неонацистов. – По-моему, неплохо.... Что на том матрасе, Бруно?
– Нам с ней не по пути…
– Я кстати видел ее в обществе латиносов. – Итальянец стряхивает песчинки, прилипшие к пальцам рук.
– И что? – Я недоволен – песчинки с его тела попадают в ваниль моего освежающего десерта.
– Это может быть причиной, причиной для чего-либо....
– Генрих мы не у себя и нас недостаточно, – миролюбиво успокаивает Отто так, словно Итальянец призывает к активным боевым действиям. – Не место и время для разжигания не нужного конфликта.
– Хотелось бы просто отдохнуть…– высказывает свое мнение и женская часть нашей компании. – А что, Бруно она так хороша?
– Обезьяна. – Я увидел все недоуменные взгляды, брошенные на меня.
– Тогда какого… – начал Итальянец.
Я указываю спутникам на орангутанга, отбирающего у толстого обгоревшего на солнце человека банан.
Тот играл с человекообразной. Но животное устав от бесполезной забавы, наглым образом вырвав банан ловко очищает фрукт, съедает. Швырнув шкурку в толстяка и кривя губами, издавая звуки, напоминающие смех, несется к другим отдыхающим. Умиленные этой сценой и уставшие от плавания мы откидываемся на шезлонгах.
– Говорят, сегодня здесь грандиозное представление. – Ночное шоу, много интересного, и незабываемые впечатления пророчат знатоки.
– Останемся, да, Отто? – Интонация утверждения в голосе Хельги не оставляет шансов на раздумье.
– Я подумаю. – Отто смотрит почему-то на Итальянца. – А ты, Бруно, как?
– Я посмотрел бы шоу… – Сам, однако вспоминаю угрожающий вид бармена-мулата.
Решение принято, а пока – напитки и наслаждение происходящим вокруг.
«Солнце» клонится к горизонту, окрашивая в алый цвет экзотическую идиллию. Закат выглядит вполне реальным: кровавый шар садится за «морем», оставляя на водной потемневшей глади свое воспаленное отражение.
В это время произошла немая сцена: мимо нас в лучах уходящего солнца проплыла (не на матрасе – элегантной походкой) моя лирическая незнакомка, и не одна – с ней группа мужчин.
