– Где Катя? Её спасли? – я боялся узнать, что она утонула.
– Скажи потом спасибо лыжнику, – почти крикнул доктор, перекрывая шум мотора, – он вовремя заметил тебя и вытащил в последнюю минуту твоей жизни… Ты о Кате спросил? – вдруг спохватился мужчина в синей форменной куртке и такой же по цвету шапочке, – а кто это? Ты один был в полынье? Нет!? – он постучал в кабину водителя, – стой, срочно свяжись с базой, МЧС, полицией! Там ещё и девочка была, видимо, его одноклассница.
Катю вытащили водолазы через несколько часов после моего спасения. Как потом рассказал отец, она разбила голову о торосы, угодила под большую льдину, а глубина здесь доходит до семи метров. Как можно было её спасти? Рассудком я всё понимал, врачи обстоятельно внушали мне, что моей вины в её гибели нет. Но ведь я любил Катю и этим всё сказано. Сейчас модно говорить: наблюдался у невролога. Про себя скажу прямо: попал в "дурдом", через несколько недель в тяжёлом состоянии отец перевёз меня в частную клинику. По всем бумагам – я чист, никаких психических отклонений, лишь стресс, переутомление, нарушение сна. Лечение успешное, никаких последствий, а, на самом деле, до сих пор не могу спать и разговариваю с Катей. Но баба Таня сказала:
– Время лечит, сынок. И эта первая любовь пройдёт, помучает и успокоится. Будем просить у девушки отпустить тебя, ведь впереди ещё целая жизнь…
Часть 2
Глава – 1.
Баба Таня уходила из жизни тяжело, в страданиях, это все понимали и, в первую очередь, она сама: онкология не отпускала её, хотя доктор в больнице недоумевал по поводу того, что в таком возрасте старики, как правило, прогоняют болезнь, порой, на 10-15 лет даже забывают о ней. А я был благодарен отцу, он на время оставил дела и перебрался к нам, жил в кабинете деда Коли, куда я заходил с разрешения бабушки. У меня было тяжёлое время: чтобы поскорее выпустить специалистов для создаваемого следственного комитета, нам разрешили сдавать госэкзамены по ускоренной программе. Не секрет: курс у нас серьёзный, многие ребята отслужили в армии, прошли горячие точки, так что никто не сомневался в их готовности пополнить, как у нас шутили, ФБР местного разлива. Мы знали и несколько кандидатов, отобранных для службы в ФСБ, но они шли на дальнейшую учёбу без болтовни и лишнего шума. И было, кстати, немало, особенно провинциалов, настолько цепких по жизни, которым не больно-то хотелось одевать полицейскую форму, искали места в фирмах, адвокатских конторах, чтобы сразу получать хорошие деньги, снимать жильё и кадрить женщин с пропиской.
Утром я забежал в комнату бабы Тани, сел на стул у кровати, взял её жёлтую, невесомую руку, сказал:
– Ну, что, филолог, благодаря тебе я лучше и грамотнее всех заполнил запросы в органы власти… Бабуль, ты, наверное, здорово помогала деду в его чиновничьих делах?
– Боже упаси, Саша… – оживлялась она на секунду при упоминании имени деда, – он меня вообще не посвящал в свои дела. Я о его последней награде – ордене Дружбы – узнала только через год, когда мы поехали на приём в Японское посольство… Смотрю, на парадном пиджаке рядом с синеньким орденом Почёта висит новый, какого-то зеленоватого цвета орден. Он сказал, что его наградили за укрепление мира и дружбы…
– Ты не скучай без меня, ладно? У меня две консультации и сразу примчусь домой. Будем обедать… Куриного бульона ещё полкастрюли осталось, объедаловку устроим: я твои любимые ежи принесу, у нас теперь свою кулинарию открыли, прямо на выходе из столовой…
