В комнату заглянул отец, ухватил концовку разговора про ежи, не мог смолчать:
– А помнишь, мама, как ты их готовила, особенно на даче? Я впервые тогда ел ежи из рыбьего фарша… Всё-таки отец у нас отличный рыбак был!
– Боже мой, мальчики мои, как я рада, что вы у меня есть. Какое счастье видеть вас в свой предсмертный… – баба Таня замолчала, склонила на подушках голову к окну, по щеке потекли слёзы, застревая в морщинках жёлто-серого цвета.
– Ма-ма, мама… – сын тоже готов был расплакаться, – пожалуйста, не говори так, пожа-луй-ста. Давай, дадим Саше спокойно сдать госы, получить диплом… Мы вывезем тебя на дачу, ты поднимешься, мы ещё на реку будем ходить.
– Ми-лы-е мои, я счастлива… Несмотря ни на что. Я подожду уходить. Подержу в руках диплом Саши, прочитаю твою новую книжку, сынок. Дождусь поступления Даши в институт и тогда уже можно будет оставлять вас с лёгким сердцем… Пока вы оба здесь, а я в здравом уме говорю: дедушкину квартиру, Юра, я завещаю твоим детям, Саше и Даше. Дом на реке с участком – твой. Вы с женой привыкли жить на природе, в коттедже. А уж как распорядитесь жильём дальше, это ваше семейное решение будет. Ты не обиделся, сынок?
– Ну, что ты, мама, у нас большой дом, река, небольшая, правда, но пескари водятся, машина, худо-бедно, пошли мои книжки, на ТВ приняли сценарий, не уверен, что доведут дело до ума, но вдруг и мне, наконец-то, повезёт? – сына душили слёзы.
Я встал со стула, усадил его вместо себя, сказал:
– Чтой-то все рассопливились, а, бабуля? Убегаю, ждите меня к обеду. Пап, телефоны скорой для укола – на столике, в прихожей, если что, звони, построже с ними, а то они к больным пенсионерам не очень торопятся… Всё, целую, пока-пока…
***
– Александр Юрьевич? Вы – к Бобо Константиновичу? Минутку… – высокий, элегантный молодой человек, с пучком смоляных волос, собранных на затылке, приподнялся из-за перегородки, приветливо посмотрел на меня, жестом приглашая присесть на диванчик без спинки, вдруг по-английски заговорил в микрофон, нацепленный на ухо, – минутку, да, вас ждут, включаю конференцию, по договорённости, записывается… – простите, – обратился снова ко мне, – партнёры вышли на связь совсем неожиданно, я только успел собрать членов правления… Агриппина, займись нашим акционером.
Подошла китаянка со странным для неё именем Агриппина, притронулась к локтю, мило улыбаясь, повела в бар, что располагался справа от приёмной начальника с табличкой: "Председатель совета директоров Б.К.Доброволин". Я попросил чашку кофе, достал телефон, стал звонить отцу. Почувствовав по голосу, что он в панике, сказал:
– Ну, что ты раскис, пап! Да у меня бабуля сто раз улетала, делали укол, а то и два, и она возвращалась… Это период обострения, всё пройдёт… Как увозят?! В онкоцентр? Отец, это окончательное решение? Езжай туда! Я щас же приеду… – он что-то пытался говорить об экзаменах, но я сказал, что всё остальное – ничто сейчас, надо вытаскивать бабулю.
К моему столику подошёл Бобо. Он постарел… Нет, так нельзя говорить о восточном человек: он возмужал, заматерел настолько, что стал похож на типичного абрека с картин классиков живописи. Обнял меня, прислонился небритой щекой к лицу, сказал:
– Спасибо, что ты приехал… Мы вылетаем к ночи. В Мурманске умер председатель совета директоров нашей крупной компании. Саша, совету я предложил твою кандидатуру, на замещение, ибо уверен в тебе, как в самом себе.
