– А хоть бы и так, постепенно воды точат камень и скалы выветриваются. Надо же верить. А ты сама разве так не считаешь? – Павел очень мало знал о Елизавете. Остановим свой взор ненадолго на ней. Ей было примерно двадцать один – двадцать два года. Темные волосы были собраны в прическу, оканчивающуюся хвостом ниже плеч. Карие глаза смотрели пристально и сурово.
– Я так считала. Во всяком случае, мне кажется, что правильней всего будет ответить именно так. И мне хочется, чтобы все могло стать лучше. Но я не верю, что это возможно, во всяком случае, только не здесь.
– Не здесь в нашем городе? В нашей стране? Да я понимаю тебя, у нас все засели и не сдвинуться, огромные деньги и чертовы кортежи. А в Европе, представляешь, ты можешь прямо на улице пообщаться с каким-нибудь министром, пожать ему руку. И никто не ездит с воем этих мигалок.
– Я имею ввиду то, что имею ввиду – здесь. – Елизавета обвела пальчиком круг вокруг своего кофе.
– А понимаю, – Павел вновь рассмеялся. – Ты как мой друг Костя, ничего не говоришь прямо, все с каким-то вывертом.
– Знаешь, так, конечно, пошло говорить, но думаю я одна такая, не думаю, что я как кто-то там. – Елизавета грустно улыбнулась. Павел засуетился:
– Да я не хотел тебя обижать, все люди личности и уникальны, все сами строят свою судьбу и все такое, – он не выдержал и улыбнулся.
– Я не обижаюсь. А ты правда в это веришь?
– Конечно! А ты нет?
– Я…это очень сложный вопрос. Но в любом случае, я бы помогла тебе, если ты действительно хочешь что-то делать. Почему нет, я не сопротивляюсь этому. А ты что-то вообще делал?
– Ну, как я говорил, я обеспеченный. Летал в Москву на митинги несколько раз. Да и в другие места, знаешь сколько всего происходит?
– Знаю.
– Ну так вот, взять хоть интернет – это же настоящая бомба, люди высказывают свое мнение все активнее, делятся информацией, критикуют сложившийся порядок. Этим тоже можно и нужно заниматься, главное не прирастать к дивану, – Павел вновь расхохотался, глотнул пива. – Так что, главное! Я и в дальнейшем планирую летать, выезжать, выходить, требовать, у меня и друзья есть с соответствующими интересами. Вот и буду крутиться – уж на митинги то в Москве я всегда выбраться смогу. Не всегда я согласен с тем, что там говорится, но участвовать буду обязательно!
– Да, ты будешь, – Елизавета снова грустно улыбнулась. – Знаешь, я тоже могу принять участие. Говоришь, значит, у вас прямо группа какая-то? – Елизавета улыбнулась намного веселее
– Да, считай романтики-идеалисты
– Ну-ну, новь, короче.
– Что?
– Да, так, вспомнилось, – Елизавета посерьезнела вновь, – так вот я могу принимать участие, если есть возможность попытаться что-то изменить к лучшему, то нужно ею пользоваться, даже если достигнуть ничего нельзя. Особенно пока…время-то есть.
– Ну я так не считаю, но все равно рад, что ты разделяешь стремление. – Павел внезапно стал серьезен, – но сама понимаешь, главное то происходит не здесь, а летать это затратно…
– А я тоже обеспеченная.
– Извини, а я даже не знаю о тебе толком-то, ты учишься, работаешь?
– Я уже отучилась…
– Работаешь значит?
– Да не задавай ты вопросы, они же ни к чему не приведут. Сколько можно. Я издалека. Это все что тебе нужно знать обо мне.
– Издалека?
– Да именно так.
– Из какого далека?
– Ой, да ты скорее всего и не знаешь такое. Так уж получилось. Но теперь я тут. Ты-то чем вообще занимаешься?
