В какой-то момент Екатерина Михайловна с грустью вспомнила свою прежнюю работу, где она трудилась до беременности. Вспомнила себя, молодую, красивую, умело подкрашенную и со вкусом одетую. Господи, она забыла теперь и дорогу в салон. Стрижка и окраска волос – вот все, что она себе позволяет теперь. Ни на массаж лица, ни на маникюр, ни на красивую прическу теперь нет ни времени, ни желания. Вся жизнь подчинена сыну.
Правда, новые подруги у нее теперь появились: старушки у подъезда, с которыми она сидит, наблюдая, как Ромочка гуляет во дворе. Бабушки, которые приводят своих внуков в бассейн. Вот и все ее общение! С мужем тоже особенно не пообщаешься. Приходит вечером, поужинает – и к телевизору. А Екатерине Михайловне надо и уроки с Ромочкой сделать, и энциклопедию с ним почитать, и портфель назавтра собрать, и все вещи после тренировки в порядок привести… Потом нужно напомнить Ромочке почистить зубки, разобрать ему постель, почитать на ночь…
Позвонила как-то Екатерине Михайловне бывшая сослуживица, мол, как дела, какие новости. А Екатерина Михайловна все о сыне: какие у него успехи, да чем он занят, да что о нем учителя говорят, да где он бывает…
– Кать! – перебила приятельница. – Мне про сына твоего все понятно. Ты о себе расскажи!
– Да я ж и говорю! В театре с Ромочкой были… А завтра на выставку собираемся.
– Кать! – опять не выдержала та. – Вот мы с тобой минут пятнадцать, наверное, уже разговариваем, и такое впечатление, что ты меня не слышишь.
– Как это? Почему?
– Ну, я спрашиваю про тебя, про твою жизнь, про твои планы и желания. А ты мне только о ребенке. О себе можешь рассказать?
– Так… я… ж и говорю… Ой! А что о себе? Даже не знаю…
– Работу-то хоть вспоминаешь?
– Знаешь, да! Вспомнила тут недавно. С таким хорошим чувством!
– Может, заглянешь как-нибудь? Все наши тебе привет передают, интересуются твоей жизнью.
– Спасибо! Ты тоже всем привет передавай! Только некогда мне. Мы ж все время с Ромочкой заняты…
Положила трубку с какой-то досадой. Неприятный осадок от разговора остался… Как будто жизнь идет вперед, а она стоит на обочине и только смотрит вслед.
На работе, конечно, много интересного произошло за это время. И структурные изменения случились в организации, и кадровые перестановки. Кого-то повысили, кому-то зарплату прибавили, у кого-то, как и у нее, дети родились, у кого-то – внуки. Но женщины после декрета возвращались на работу, а у нее даже и мысли такой никогда не возникало. Что ж, они столько лет ждали ребенка, чтобы бросить его на нянек?! Или в детский сад отдать? Или на продленку? Нет, таких помыслов она за собой не припоминает. Но… что-то продолжало свербить изнутри… Что-то потихоньку разъедало. И меркла радость от постоянного контакта с сыном, и возникало раздражение от однообразия жизни, и тревожили душу неясные сомнения в правильности выбранной линии воспитания…
* * *
Изменялась ситуация в стране. В соответствии с этим менялась и жизнь каждой семьи. Аня с Алексеем продолжали работать, однако вознаграждение за их трудовую деятельность перестало удовлетворять потребности семейства. Аня, получив высшее образование, работу свою не меняла. Как устроилась когда-то в госучреждение, так и работала там. Поначалу ее радовала налаженная работа профсоюзного комитета: периодические выездные распродажи, система продовольственных заказов, распространение билетов в театры и на новогодние елки, премии ко всем праздникам и выбор путевок в детские лагеря отдыха. Но все эти социальные услуги меркли в стремительно меняющемся ритме новой жизни, а потом и вовсе сошли на нет.
