– Найдите мне его координаты, и, пожалуйста, побыстрее.
– Хорошо, мисс Дженни, сейчас найду и принесу.
Через минуту телефон и адрес лежали у Дженни на столе. Она набрала номер. Услышала немолодой голос, слабый и сиплый.
– Я слушаю.
– Мистер Фишер, с вами говорят из компании «RLS, Inc». Меня зовут Дженни. Я перевожу ваши документы…
– Что, уже готово? – нервно перебил голос.
– Почти. У меня возник ряд вопросов.
– Хорошо, я попробую ответить. Задавайте.
– Я бы хотела… – Дженни запнулась. – Я бы хотела побеседовать с вами лично, не по телефону. Это возможно?
Наступила пауза.
– Я болен… Мне трудно принимать посетителей. Скажите то, что вы хотели сказать, по телефону.
– Мистер Фишер, я умоляю вас. Пожалуйста, уделите мне всего пятнадцать минут. Дело в том, что в дополнение к переводу я нашла кое-какую информацию, которая может вас заинтересовать.
Наступила еще одна затянувшаяся пауза.
– Хорошо, приезжайте. Закончите перевод и привезите сами. Адрес у вас есть?
– Да, спасибо, мистер Фишер, я буду у вас через час.
Пальцы быстро застучали по клавиатуре. Всего-то две страницы. Но какие разные! Одна обвиняет обслуживающий персонал и предполагает возможность диверсии, другая перекладывает всю вину на погодные условия и действия экипажа. Первые наверняка еще живы, последние давно мертвы. По официально обнародованной версии никто ответственность за аварию не понес. Потому что те, кто живы – не виноваты, а те, кто виноваты – больше не живы. А если в действительности все наоборот? Неужели виновные могут жить со спокойной совестью – есть, спать, радоваться жизни? Закончив, Дженни быстро положила листы в желтую бумажную папку и вылетела на улицу, только успев крикнуть секретарше:
– Мари, буду через два часа!
Сев в машину, Дженни нажала на газ и рванула с места.
* * *
Роберт Фишер в действительности оказался больным и глубоким стариком. Дженни дала бы ему лет девяносто, не меньше. Он с трудом передвигался в инвалидной коляске. Как будто угадав ее мысли, старик сказал:
– Да, я стар… Но я не столько стар, сколько болен. Мне осталось совсем немного. Неделя, день, час – никто не знает.
Он помолчал.
– Вы принесли перевод?
– Да.
– Покажите.
– Да-да, конечно. Только скажите мне, откуда у вас эти бумаги? И для чего они вам?
– А вам зачем это знать? Вам ведь платят за работу.
– Понимаете, мистер Фишер, не сочтите меня невеждой или чрезмерно любопытной, просто когда-то давно, еще в России, я знала одну девушку, которая разбилась на том самом самолете. Ее звали Жанна, она была стюардессой. Хотела летать на международных рейсах и брала у меня уроки английского. А потом попала на тот самолет и…
– Значит, вы тоже пострадали…
– Тоже? Почему «тоже»? Разве вы пострадали?
– Да. Тем рейсом летел мой сын, мой единственный сын…
Он тяжело вздохнул.
– Дайте, пожалуйста, воды.
Дженни подошла к столику, налила из графина в стакан воды, протянула старику. Сделав несколько глотков, он вернул стакан Дженни.
– Присядьте, пожалуйста. Похоже, что наш разговор затянется.
Дженни присела на кушетку напротив Фишера.
– Мои предки – отец, дед и прадед были потомственными предпринимателями. Мой прадед начинал когда-то с ручных швейных машинок. Потом пошла электрика, это уже мой дед и отец. А затем уже в наш с сыном век – электроника: телефоны, факсы, компьютеры, принтеры. Компьютерами уже занимался в основном мой сын Джеф. Он рвался в Россию. Ему почему-то казалось, что именно Россия – золотая жила. Тогда, в девяностых, русский рынок только начинал зарождаться, налаживался частный бизнес. Я был против, я боялся. Наслушался про КГБ, про нарушения прав человека, беззаконие, произвол местной полиции…
