– Сама, задыхаясь от боли, захлёбывайся в собственной гнили!
Меня оттаскивали от неё, но я с такой одичавшей силой держала её чёрный волос, что вырвала прядь лохмотьев.
Кто-то не больно схватил меня за шею сзади и отбросил в сторону, как пушинку.
– Демир! – грубый, басистый голос отца Азиза заставил вздрогнуть всех и даже меня, находящуюся всё еще в бессознательном состоянии. Он оттолкнул Демира стоящего возле меня.
Папа Азиз наклонился и помог подняться мне с пола.
– Вставай, дочка. – с теплом сказал он. Отчего у меня появилась надежда в его спасении и защите с пониманием, что меня жестоко оклеветали. Но на полу возле меня были разбросаны фотографии и, когда мужчина обратил на одну из них внимание, то мгновенно потемнел в лице, а я отпрянула назад, вспомнив, что он сделал со своей женой Амирой.
Слёзы меня душили от обиды, уши закладывало от безмолвного крика души.
– Мы обязательно разберёмся кто прав, кто виноват! – неожиданно прозвучали из уст отца такие слова согревающую душу. – Не бойся, вставай!
Мужчина, заметив Айше, с жалостью посмотрел на неё, а потом на меня, но ничего больше не сказал. Наверное, он пребывает в шоке от происходящего.
Со второго этажа доносился плач моей малышки, кнопочки Эдже. Крик становился всё громче и громче, когда я подняла глаза наверх лестницы, то из-за перил показались сначала ручки, а потом головка. У самого края лестницы она остановилась, а увидев меня ярко улыбнулась и высовывая язычок двинулась ползти вперёд.
В этот момент моё сердце сжалось от самого дикого страха, что есть во всей Вселенной, а потом провалилось в бездну, в темноту вместе со мной.
– Э-э-д-ж-ж-е-е! – донёсся мужской крик от удаляющегося от меня света.
Что-то очень тёплое греет меня из нутрии и обволакивает снаружи. Ничего не болит. Тишина и спокойствие, кажется, я лежу на мягкой лежанке под летними лучами солнца. Ветра нет и свет пробирается ко мне в темноту, слепит, а потом наверное облака закрыли солнце и наступила темнота. И я открыла глаза.
В ушах звенело, как после сильного переутомления и что-то негромко пиликало возле головы. Всё перед глазами мутное в бледных тонах.
– Госпожа, Ясемин! Сколько я показываю вам пальцев? – услышала мужской голос.
Размытая картинка двоилась в глазах, а потом всё соединилось и стало ясным.
– Два. – тихо прошептала я.
– Хорошо. Вас что-нибудь беспокоит? Может, тянет живот, колит или чувствуйте дискомфорт?
У меня не болит живот. Физически ничего не мучило, да и не до этого мне сейчас, а вот морально я была опустошена, и надломана, что-то внутри меня в какой-то момент разом треснуло и сломалось.
– Эдже, доченька. – воспоминание высоковольтным напряжением ударили в самое сердце от чего я прикусила губу и заплакала смотря на ослепляющие большие фонари перед собой. Оборудование звенит в ушах чаще и громче эхом в унисон. Ловлю ртом воздух, чтобы не задохнуться от паники и страха, что моя доченька, моя нежная кнопочка… С раздражением выдёргиваю из вены иголку с пальца снимаю прищепку пульсоксиметра и встаю с кровати.
– Госпожа, Ясемин! Вам нельзя сейчас вставать! – напугано и настойчиво не даёт проходу врач в белом халате.
– Я должна увидеть свою дочь! – поджав губы, заявляю. И в то же время боюсь, боюсь услышать, какие-нибудь недобрые новости. Пусть все молчат, пусть ничего не говорят, а я выйду из палаты, где меня будет ждать моя частичка огня.
