– Да, Эдже, мы с тобой пройдём за ширму, а твоя мама будет сидеть здесь.
Я кивнула. Мне скорее захотелось всё это закончить, ведь не начинать нельзя.
Мы зашли за белую ширму, там стояло гинекологическое кресло и ступенька к нему. Врач надевая белые перчатки, и закрывая лицо маской, попросила меня раздеться и сесть в кресло. У меня не было выбора. Не могла быстро снять платья и врач в белом халате, и с цветной шапкой на голове мило улыбнулась, сказав:
– Не торопись, милая, я подожду.
Когда я разделась то прикрывая грудь руками, мелкими, неуверенными шагами подошла к креслу и села на него, соединив ноги вместе.
– Не стесняйся меня, – она выдержала паузу, – расслабься, пожалуйста, и расставь ножки на подлокотники… Умница.
Я чувствовала, как меня касаются её холодные руки. Она трогала мои половые губы, надавливала на низ моего живота и спрашивая: «не больно ли мне?».
– Нет. – По моим глазам катились слёзы и всё становилось не нужным. Не значимым. Позор!
Мама что-то за ширмой спрашивала меня, но мне всё равно, что ей нужно. Мне правда уже неважно, что со мной сделают или не сделают.
– Госпожа Ясемин, ваша дочь здорова и девственная плева не повреждена. Она девственница. – Заключила врач в то время, когда я уже натягивала на себя платье.
Меня сначала облили помоями, а после решили отмыть, понимая, что я ещё принесу им пользу. НО я же это не забуду никогда! Никогда не забуду, что меня водили к врачу, потому как сомневались в моей чистоте. Моя честь тронута врачом до брака! И худшего позора я не знаю!
Во мне что-то треснуло, ведь меня тронули, во мне засомневалась родная мать и отец, меня опозорили, и я только после этого перестаю быть чистой.
Мы вышли из кабинета, и дядя Мансур холодно спросил:
– Проблем нет?
– Нет, – она перевела на меня взгляд, добавив, – не поедем в ателье. Мансур, отвези нас домой.
Он кивнул, и мы пошли к выходу. Мама всё время обнимала меня за плечо и раз десять успела уже извиниться, пока мы шли к машине.
– Доченька, красавица моя. Мне очень жаль, что так произошло. Нашего отца не переубедить, сама же знаешь. Вот увидишь и он у тебя попросит прощения. Больше никто тебя не обидит.
Дядя Мансур с грустью смотрел на меня, но и его жалость мне не нужна.
Так плохо, что хочется закрыться от всех и, чтобы меня не трогали.
Наша машина въехала во двор, и я вышла.
– Сестра!! Сестрёнка!!
Это моя маленькая сестра Самира, самая невинная в этом доме девочка. Она крепко меня обняла и даже поцеловала в щёчку.
– Привет, мой цветочек! – в ответ сказала я.
– Посмотри мы все приехали на твою помолвку. Дядя Каан с семьёй, дедушка Азиз… Мы все собрались, чтобы поддержать тебя.
– Ну привет, моя совсем уже взрослая девочка. – Тётя Эдже – жена дяди Каана протянула мне коробку с красным большим бантом. – Этот подарок от меня наденешь сегодня на помолвку.
Мы все вошли в дом и я ушла в свою комнату. Как не странно, но меня оставили в покое. Я имела права отказаться от обеда, потому как чувствовала себя плохо. Мама одобрила мой ответ, но всё же принесла мне еду в комнату. Она единственная, кто понял, что мне стыдно после всего, что случилось.
Я уснула, а разбудил меня голос сестры.
– Эдже, Эдже, просыпайся. Твой будущий муж приехал! – обрадованно восклицает, толкая меня в плечо.
Вошла мама.
– Дочка, Омер с семьёй приехал. Надо вставать и готовиться.
– А папа где?
– Он с ними в гостиной нас ждёт. Вставай.
