– Мне нравится, – пробормотал он, и, словно вуаль, для неё, положил руку на плечи Хлои.
И вот тут произошло самое мерзкое. Эйгон, не сводя своих глаз от меня, протянул вторую руку к Хлои и, схватив её за шею, припал к её губам. Боже, дайте ведро. Я развернулась, не желая смотреть на это убожество. Не могла больше терпеть, испытывая острое желание убежать. Это была сцена, которую не хотелось наблюдать, напоминание о том, что иногда дружба оказывается только на бумаге, словно иллюзия. Я побрела вглубь университета на свою пару по социологии, надеясь, что Адам теперь на небесах – далеко-далеко от всех ужасов этой жизни, и от меня.
Я вошла в аудиторию, и сердце забилось быстрее, когда я заметила, что свободных мест не осталось. Как всегда. Лишь одно место было доступно, и, о боже, оно находилось рядом с Адамом. Черт! Почему он все еще здесь? Почему его не забрал отец и не спрятал в какой-нибудь черной яме, где не проникает ни один луч света?
Я старалась не встречаться с его взглядом, но в этот момент он поднял глаза, и вот тут-то я поняла, что взгляд у него, полный игривости и некой колючей надежды. Я не могла с этим смириться. Отвернувшись, я направилась к выходу, размышляя о благоприятном, но абсолютно нахальном для меня плане – сбежать как можно быстрее. Но мои мечты о свободе разбились о жестокую реальность: на моем пути встал преподаватель. Он сурово посмотрел на меня, как будто я была не просто студенткой, а злом, завладевшим его душой.
– Уже уходите, мисс? – спросил он, вскинув старую бровь, как будто шторм собирался обрушиться на головы бедных студентов.
– Нет, – фыркнула я.
– Тогда прошу, займите место, – сказал он и, не дождавшись объяснений, обратился к своему чертовски скучному преподавательскому столу.
Вот так мне и пришлось закатить глаза, пройдя через весь класс и сев на единственное имеющееся свободное место – рядом с Адамом. Боже, неужели он не может хотя бы на секунду перестать смотреть на меня? Его пронзительный взгляд словно растекался по всему моему существу, как будто в этом классе было слишком много кислорода, и я вот-вот задохнусь.
– Привет, – тихо, с иронией, произнес он.
Привет? Привет?! Словно мы с ним не делали того, что делали всю ночь. Словно его имя не вырывалось из моих уст в мире греха и наслаждения. Я проигнорировала его приветствие и разложила свои тетради на столе, мучаясь от волны ненависти, накрывающей меня, как старое одеяло. Кому вообще интересно, что дальше? Я не хотела его видеть, не хотела ничего слышать о нем.
Но природа не терпит пустоты, и, несмотря на всю свою отстраненность, я все равно чувствовала его присутствие. Это было неприятно, аккомпанементом давящей тишине в классе и нотацией профессора, который, к счастью, читал свои заметки вслух лишь для того, чтобы сказать «вы не прошли» тем, кто уже сдал экзамены. В кабинете витала напряженность, а я пыталась сосредоточиться на своих тетрадях, хоть это было сложнее, чем понять уровень своей деградации.
Каждый звук его дыхания вызывал у меня дрожь – и я ненавидела его за это. Это было просто неприемлемо! Словно сама вселенная посмеивалась надо мной, прикрываясь от тумана разочарования в этой классной комнате.
Я почувствовала его локоть, коснувшийся моего, и, не в силах это выдержать, зарылась лицом в тетрадь, как будто там, под ее страницами, было какое-то магическое заклинание, способное избавить меня от его присутствия. Боже мой, помогает лишь черный сарказм, но даже он уже начал терять свою силу.
