– Ну, вот, – Адам поднимается, кидает брикет на стол и берет дипломат с деньгами. – Надеюсь вам хорошо, ребята? Угощайтесь еще. Угощайте друзей.
Новоиспеченные сайманы кивают головами, поедая его взглядами.
– И денежка вам теперь ни к чему.
– Какие денежки, отец! – шепчет Жорик. – Я не могу! Можно я пойду электрика разыщу!?
– Гуляй! – говорит Адам, и Жорик, откинув крючок, выскакивает за дверь.
В белоколонном фасаде Дворца культуры офицеров сиротливо светится прямоугольник распахнутой двери. В ней появляется силуэт. Хромой электрик выходит на пустынную площадку перед дворцом. За его спиной, в глубине холла, осталась старушка-вахтерша, уронившая голову на стол. В ее широко раскрытом мертвом глазе застыл ужас.
Хромой, пытаясь скрыть светящиеся уши, поглубже натягивает кепку, из под которой торчит пакля немытых волос, и вздрагивает от девичьего смеха.
Невдалеке в темноте аллеи, светятся две сигаретные точки.
Электрик воровато оглядывается, поплотнее запахивает пиджачишко и хромает на огоньки.
Таньке снится сон без изображения. В нем шепчут и свистят. На грудь что-то надавливает и она просыпается.
Она решает что еще спит, щиплет себя за щеку, но бред на кровати напротив не проходит. Там, в квадрате лунного света, барахтаются Олечка и Майка. Олечка, склонившись, сидит на плечах Майки.
– Вы что, дуры, с ума сошли! – кричит Танька и вскакивает с кровати.
Олечка тут же спрыгивает с подруги и толкает Таньку в грудь так, что та отлетает назад на кровать и, стукнувшись затылком, на секунду теряет сознание.
Очнувшись, она открывает глаза и опять зажмуривается: Олечка и Майка, в белых сорочках, стоят над ней. По бокам их голов остроконечными огоньками светятся уши.
Танька визжит, и поминая мамочку, зарывается в подушку.
Майка рывком усаживает безвольную Таньку в прежнее положение, а Олечка, тем временем, вскакивает на кровать и припадает к ее губам. Большеголовая Танька вздрагивает и кряхтит. В дверь барабанят. Слышится встревоженный голос. – Девчонки, вы что там? Два часа ночи уже!
– Да не лезьте вы! – кричит Майка.
После короткого молчания за дверью откликаются. – Я сейчас к коменданту пойду.
Майка подбегает к двери, прикладывает ухо, потом дергает задвижку и распахивает дверь. За ней, в ночной рубахе, стоит худая, похожая на цаплю, Ленок. Все три двери общежитской секции открыты и из них выглядывают заспанные девушки.
Оттолкнув Ленок, Майка подбегает к выключателю и гасит свет. В темноте ее уши светятся, девчонки визжат, хлопают двери, стучат шеколды. Тщедушная Ленок прижимает худые руки к груди и, качнувшись, закатывает глаза. Сайманка ловит ее под мышки и уволакивает в комнату.
…Ночь довольно спокойная: за пятнадцать минут ни одного звонка.
«Не к добру это» – думает дежурный капитан. От непривычной тишины он чувствует позыв поудобнее устроиться в кресле и вздремнуть. И тут же телефонный звонок выдергивает его из такого нетипичного расслабона.
Он записывает время – без пятнадцати три ночи. Слушает, потом начинает нетерпеливо сопеть. – Я все понял. Мне все ясно. До свидания. – Он кладёт трубку. С пульта вызывает дежурную машину. – Алле. Шестнадцатый? Где сейчас?.. Ясно… Сгоняй на Чайковского в общежитие института искусств. Шумит там кто-то. Успокойте. Комендант на вахте встретит.
… – Уверен: сейчас какого-нибудь бухаря из бабьей постели будем вытаскивать.
– В институте искусств? Откуда он там? Скорее курсанта какого-нибудь.
