– Жорик, чего мозг сушишь! Хоть одну сиську кто-нибудь покажет? Уже башли назад требуют!
Из зала доносится подтверждающий свист, кричат. – Козлы! Секс давай!
– Ну! – скрипит зубами носатый.
– Хрен с ними! Кто будет залупаться, деньги ворачивай!
Носатый сжимает губы в узкую ниточку. – Ну, Жорик! Чтобы я когда-нибудь с тобой еще раз связался!..
Он мерит девушку уничтожающим взглядом. – Понабрали тут мокрощелок!
– Ну, ты же сам видишь, – разводит руками Жорик. – Что с нее, дуры, взять!
– Да сосали бы вы все! – носатый разворачивается и, работая локтями, ввинчивается в карнавальную толпу.
… – Идиоты! Не с кем дела сделать! – Жорик мечется по гримерной, как броуновская частица, махая руками. – Что за город! Что за необязательность! Один напился, у другого бабушка при смерти, третьей мама раздеваться не велит! Я – херею!
Адам курит, оседлав стул. – Жорик хватит стонать.
– Хватит, хватит! Сейчас Слон кассу принесет. Посчитаем – может плакать придеться.
– Выкрутишься. Первый раз что-ли.
Жорик перестает носиться и усаживается на подоконник. – Если нечем будет заплатить ребятам из атлетклуба, это будет коррида.
– Ну, навалят люлей немного, – меланхолически отмечает Адам, – в первый раз, что-ли.
– Кончай ты подкалывать!
Адам достает спичечный коробок. – Дунуть хочешь? – он раскрывает его и выбивает маслянисто-черный брикет, прилипший ко дну.
– Никого себе! – Жорик берет брикет, нюхает и закрывает глаза. – Духанище – бздец!
– Это продается, – говорит Адам с улыбочкой.
– Да? И какая цифра?
– Дешево.
– Мозги не пудри!
– Триста.
– Ты че в общество милосердия записался?
– Тогда – штука.
– Не-не-не! – машет Жорик руками и спрыгивает с подоконника. – Все, я – беру!
– Может, дунем на пробу, Рокфеллер!
– Здесь? – Жорик задумывается на секунду. – У оркестровой ямы есть очкур подходящий. Давай там.
Дверь открывается, и в гримерную входит круглый, как пузырь, с толстыми линзами на носу, Слон. В руках он держит по полиэтиленовому пакету внушительных размеров, набитых ассигнациями и мелочью.
– Привет!? – говорит он и вопросительно смотрит на Жорика.
Жорик накидывает крючок на дверь и вытаскивает на середину стол, стоявший в углу. – Вываливай!
Слон откашливается и косо глядит на Адама.
Жорик ловит его взгляд.
– Ты чего! Коммерческой тайной озабочен, что ли? Это – свои. Бабки вываливай!
… – Итак – пролет: без пяти рублей штука. Три четыреста пятьдесят минус все дела – остается всего ничего. Пятьсот двадцать пять и плюс подоходный… еще и клоунам этим надо платить.
Слон, сняв очки, смотрит в раскрытый «дипломат» с деньгами, – Еще триста пятьдесят чтобы со «шкафами» из атлетклуба разбашляться, плюс…
– Да гори оно все синим пламенем! – Этим восклицанием Жорик подводит черту под финансовыми изысканиями Слона. – И так ясно, что пролет! Завтра разберемся! Адам забивай!
Адам разжимает ладонь с коробком. – Здесь?
– Народ рассосался? – спрашивает Жорик Слона.
– Я выходил из кассы – вахтерша уже дверь закрывала.
– А этот, как его? Ну, хромой?
– Электрик. Что ли?
– Ну! Вахтерша гундела: по дворцу, говорит, где-то шарится.
– Ладно. До вахтерши далеко, а хромой, наверное, уже сивки обпился. Храпит где-нибудь в оркестровой яме. Давай здесь.
– Как бы жена не вычислила, – озабоченно говорит Слон.
Жорик окидывает его очки-линзы саркастичным взглядом. – Кончай ты! За твоими фарами один хрен ни черта не видно!
…Жорику со Слоном хватает по одной затяжке. Они хватаются за головы. Как луковицы из грядки, вытягиваются мохнатые уши. Упав на колени, они по-собачьи смотрят на Адама.
