В поисках желтого попугая - страница 4

– Зачем Вы убили старушку Маклейн?

– Она была слишком живой для своих восьмидесяти пяти, а ещё владела контрольным пакетом акций «Маклейн Корпорейшн». Её конкуренты так и сказали: «Она слишком живая, Сид, чересчур». Теперь уровень её активности их устраивает.

– Вы могли бы назвать этих конкурентов?

– За кого Вы меня принимаете, сэр? Перед электрическим стулом всё, что у меня осталось – это моя профессиональная репутация.

Судья с нескрываемым интересом смотрел на подсудимого.

– Скажите, а почему Вы признались, вдруг, в стольких злодеяниях?

– Понимаете, сэр, в каждой профессии необходимо вовремя уйти на покой, признанным, в зените славы. Вы ведь не будете спорить с тем, что престарелый кондитер должен уйти на пенсию до того, как начнёт путать корицу с перцем? А для порядочного киллера уход на покой – это электрический стул. Разве возможно представить себе бывшего киллера, мирно кормящего голубей в парке?

– Какая странная параллель. Вы серьёзно считаете, что киллер – это профессия?

– Раньше, сэр, я так не считал. Я много читал Конфуция. У него есть гениальная фраза: «Найди себе дело по душе, и тебе никогда не придётся работать».

– Так для Вас убийство – любимое занятие? – брезгливо спросил судья.

– Отнюдь, сэр. В детстве я хотел стать художником, однако, жизнь распорядилась иначе. Однажды мы играли в бейсбол с одноклассниками. Одна девочка закричала: «Сид! Посмотри, у меня бабочка на лбу!» Я решил помочь ей и ударил по бабочке битой. По бабочке я не попал, но Нэнси, вдруг, упала мёртвой в лужу собственной крови. Меня судили, и поскольку я был малолетний, отправили в клинику для умственно отсталых детей…

– Я так и не понял, нравится Вам убивать или нет, – прервал его воспоминания судья, – и при чём здесь Конфуций?

– Терпение, Ваша честь, я расскажу всё по порядку. Так вот, после убийства Нэнси, все стали звать меня душегубом. Один санитар лупцевал меня смертным боем, заводя в процедурную. Он бил, чем попало, Однажды я не выдержал, схватил лежащий рядом шприц и всадил ему в ляжку. Санитар стал хрипеть, упал и стал задыхаться. Я с интересом смотрел на его судороги до тех пор, пока он не перестал дышать. Оказалось, что в шприце была лошадиная доза пенициллина, а у бедолаги была на него аллергия, и он умер от анафилактического шока.

Так я начал пополнять кладбище моих персональных клиентов. Слава обо мне стала обгонять ветер. Предложения с заказами на убийства посыпались, как из рога изобилия, но была одна проблема – я находился в клинике для малолетних дебилов.

– И всё-таки, какую роль здесь играет Конфуций? – нетерпеливо повторил судья, – Он соучастник? Вы с ним переписывались? Обсуждали планы убийства? Почему Конфуций отсутствует на процессе?

– Ваша честь! Я стараюсь быть максимально последовательным, не пропустив ни одного мало-мальски важного факта. Вы же не будете отрицать, что правосудие должно весьма подробно выяснить все обстоятельства дела?

– Ладно, подсудимый, дайте свободу своему красноречию, – вздохнул судья.

– После второго убийства я был в зените своей славы, на то время – немного нашлось бы крутых парней, которые в четырнадцать лет могли похвастаться убийством двух людей. Рисование картин, при таком раскладе, отходило на второй план. Однако, поучение Конфуция упрямо засело в моей голове.

– Опять этот загадочный Конфуций… – пробормотал судья, – нет, подобные Конфуции когда-нибудь погубят великую Америку…