Ништяк, прорвёмся!
И всё-таки не по себе. И всё-таки колбасит. Перевели вот теперь в ИВС, в изолятор временного содержания, тюрьму нашу местную.
ИВС в подвале милиции располагается. Менты тут совсем другие. В спецприёмнике один был, старый уже, не злой, всё ему по барабану. А тут как Димана завели, налетели трое как вороны. Руки – на стену! Распорядок дня в рамке заставили читать. Потом раздеться догола велели. Обыскали, даже в очко заглянули. Потом по коридору повели. «Стоять! Лицом к стене!»
Дверь в камеру полностью не открывается, боком только можно в неё зайти. Камера маленькая, нара в ней деревянная, как эстрада, и унитаз справа от входа.
На нарах, когда заводили, спал на полосатом матрасе мужик или парень, не разберёшь, он с головой накрытый. У стены по настилу на газетах было разложено его имущество. Зубная паста «Жемчуг», мыло розовое в мыльнице, помазок, станок пластмассовый. Жратва – варенье, белый хлеб, сало, вермишель одноразовая «Анаком», ещё чего-то. Несколько пачек «Примы».
Диман сглотнул густую слюну. Как жратву увидел, сразу хавать захотелось. А если не выпустят через трое суток?
На двери – кормушка, сейчас она закрыта. Тяжёлый дух в камере, спёртый, полной грудью не вздохнёшь. От параши воняет, вода в ней журчит постоянно. Под потолком в проволочном наморднике – слабая, ватт на сорок, лампочка.
– Начальник, к один-один подойди! – закричал рядом хрипатый голос.
Из глубины коридора ему отозвались.
– Жди!
Лечь что ли? Диман потрогал доски. Твёрдые, щелястые, рёбра на них поломаешь. Нет, надо дождаться, когда сокамерник проснётся, чтобы познакомиться с ним по-людски, поговорить.
Не положено так – пришел и сразу спать заваливаться. Будет выглядеть, что он ныкается.
Следак сказал – передачка ему не положена. Что он пока как подозреваемый на семьдесят два часа задержан. Да, курить у него есть, дядя Витя почти целую пачку ему в руку сунул, когда вызвали с вещами. Знали уже тогда, что не нагонят, что в ИВС опустят.
Закурить, поди, можно? Диман сигареты вытащил, ан опять облом. Ни одной спичинки в коробке целой, одни горелые. У соседа вон, на верхней пачке «Примы» спички лежат, но без разрешения чужого ничего в камере нельзя брать. Это правило он знает.
Чтобы скоротать время, Диман начал думал о Ленке, будет ли она ждать его, если посадят всё-таки. Не дай боже, наставит рога! Срок-то, он не резиновый, пожалеет Ленка, если чё…
В коридоре залязгало железно, металлические колёса покатились медленно по каменному полу, голоса загомонили. Ужин?
Как по сигналу, сокамерник сел на нарах. Телогрейку, которой укрывался, сбросил.
– Уф! – приходя в себя, заспанное лицо ладонью потёр. – Привидится же такое?
На пальцах у него – синие, в точках и в звёздах перстни.
Наконец он Димана заметил, стальной фиксой цыкнул.
– Привет, зёма. Обзовись, кто такой?
– Помыкалов я, Диман, с «Восточки».
– Кто по масти? Не пидор?!
– Я – первый раз…
