Одна фраза в заявлении гр-ки Кравцовой И. В. судью насторожила.
– Это как – «пытался схватить за интимные места»? За какие это места вы хотели незнакомую женщину схватить?
А пьяненький Витёк, секретный агент «Космонавт», возьми да и ляпни непонятливому популярным русским народным языком.
Досрочно выпустить его из спецприёмника можно только с ведома первых руководителей УВД. Начальник МОБ Коробов исключался. Он испытывал к Маштакову, говоря языком протокола, давние личные неприязненные отношения. Полагал, что прокурорское прошлое опера не имеет сроков давности. Щемил при каждом удобном случае. Если захочет, может решить этот вопрос и Львович. Он сейчас и.о. начальника КМ. Но прагматичный Львович, конечно, скажет, пускай агент и дальше сидит, фигуранта для разработки к нему на раз подкинем, какие проблемы. Мало ли, у нас преступлений нераскрытых?
Маштаков выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда мятый клочок бумаги. Разгладил его ладонью. Это была «малявка», написанная дураком Помыкаловым по наущению Витька. Вить-ком же и переданная курирующему оперу.
Приобщать к уголовному делу записку по понятным соображениям было нельзя. Человека спалишь в два счёта. Передавать по назначению тоже надобности нет. Она просто затеряется во времени и в пространстве.
Но допрежь роль свою сыграет!
Вырисовался абрис устойчивой молодёжной преступной группы. Указанные в «маляве» погремухи «Воха» и «Белик» легко отгадывались. По всему, это были Вохминцев Владимир, тот которому Рома Калёнов руку загнул, и Беликов Сергей, по всей видимости (хотя его никто и не назвал) сбежавший, пока компашку вели к автобусу. По учётам ОППН Беликов входил в эту группу, не раз доставлялись вместе в милицию за разные подвиги.
Ленка, соответственно – Елена Назарова, та, что в очень короткой юбке была.
Покойный Борис Кузьмич Новиков сказал бы, лицезрея такую красоту, неподражаемым своим фальцетом: «Весь сникерс – наружу!»
С неё, пожалуй, и начнём. С часиков, которые Помыкалов советует ей скинуть. С этих часиков и потянем.
– Под Помыкаловым сейчас чей человек, калёновский?
– Его.
После дозы эрзац-кофе Маштаков немного ожил. Время близилось к десяти. За окном задувал ветер, срывал последние морщенные листья с тополя, они коротко стукались в грязное окно. Цвет туч пугал своей безысходностью.
– Ну чё, Андрей, надо Ленку Назарову подтянуть в отдел. Угадай с трёх раз: кто за ней поедет?
– Михал Николаич, есть ещё способ, гораздо продуктивнее, – Рязанцев тащился от своей находчивости.
– Слушаю тебя внимательно.
– Назарова в шестнадцатой «тэухе» учится. Номер группы известен. Сейчас позвоню в учительскую, её к телефону позовут.
Она ж Помыкалова подруга. Скажу, пусть сигарет ему принесет.
Через полчаса здесь будет.
– Толково, – кивнул Миха. – Это в том случае, если она не прогуливает.
А сам обреченно подумал: «Мне тоже пора позвонить в учительскую».
В дверь заглянула пропитая, в сивой щетине ряха. Возвестила сипло:
– У меня в пятьдесят четвёртый кабинет повестка.
Отработку по «глухарям» лиц ранее судимых, ведущих антиобщественный образ жизни, никто не отменял. Работящий Андрейка навызывал их на две недели вперёд.
Рязанцев говорил по телефону. Похоже, ему подфартило, Ленка оказалась на занятиях, где постигала профессию штукатура-маляра.
– …Да пачек пять купи… Тебе лучше знать, какие он курит…
Ну если хочешь, и поесть захвати… Пирожков каких-нибудь… Да не бойся ты, потом сделаете ему путную передачку… Только поторапливайся, сегодня до двенадцати принимают!
