В потоке поэзии – 2 - страница 10

летящего с неба.

За серыми стенами стеблей полыни

в печали отныне

деревни и сёла, гремящие ране

стёклами в раме.

Угрюмая роскошь заросшего сада —

слеза и досада.

Детсада фундамент раскрошен на крошки

дождём понарошку.

Дорожки забыты, забиты листами.

Осень местами

заплачет о давнем…

563 форс-мажор

Ветер сбегает с крыш,

пылью туманит взор.

В норке холодной мышь

прячет какой-то сор.

Нужный, но только ей.

Важный, но для неё.

Ветер, сильнее вей!

Ветер, суши сырьё!

Высохнет вмиг зерно —

станет полно еды.

В норке, где мышь, темно,

в норке полно воды.

Ветер, сбегая с крыш,

пылью туманил взор,

ливень беднягу-мышь

выгнал в сосновый бор.

Дома у мышки нет

и под водой зерно —

вот форс-мажорный след

без оговорки «но…»

564 страда

В пшеничном поле властвует комбайн,

мехток звенит и лязгает металлом,

но громкий голос: «Ну ты что? Врубай!» —

доносится несдержанным скандалом.

Царит страда! Горит нещадно время.

Пускает пыль оранжевый «KAMAZ»,

и из-под тента сдует ветром семя

и снова в землю падает. Сейчас

нет никому охоты к разговорам,

к пустой словесности, к горячности идей.

Лишь старый кузов проскрипит затвором:

«Крепись, крестьянин родный, не робей!»

565 уходящие в вечность

Сухая земля поглотила остатки осенней воды,

которая мелким дождём орошала три дня и три ночи.

Прошли облака кучевые, заснули в печали сады,

промокшая яблоня скинула в травы последний листочек.

Дурманящий запах предснежного воздуха русского поля

впитался в белёсый, разбавленный небом, спокойный туман.

Старинная боль возрождалась: крестьянская доля – неволя,

былинная данность шептала в овраге: покой, но обман.

Набухшая грязь на дороге следы каторжан растворила,

когда-то за что-то идущих в последние в жизни края.

Стала пустая дорога в степи для лишённых могилой,

утренним звоном крепких цепей прогреметь ещё раз норовя.

Сухая земля поглотила остатки осенней воды,

которая мелким дождём орошала три дня и три ночи.

Прошли облака кучевые, заснули в печали сады,

промокшая яблоня скинула в травы последний листочек…

566 последний плач

В холодной степи сияла луна

над серыми трупами трав,

засохшее дерево у валуна

смирило свой жизненный нрав.

На сморщенном небе горела звезда,

что вынесла яркость луны,

звезда не смотрела в степные места,

но травы в неё влюблены!

Они погибали с безумной тоской

по дальней и нежной красе

и осенью мрачной ушли на покой,

проплакав в последней росе…

567 осенняя печаль

Ржавые листья летели на крышу из жести

в доме, где жил председатель колхоза Семён.

Нет в предстоящем процессе ни капельки мести,

нет предрешающих связей прошедших времён.

Краткие блики лучей затуманены пылью

взвешенной в воздухе прахом остатка дорог —

вспомнила лошадь нелёгкую долю кобылью

и встрепенулась, копытом стуча о порог.

Жёлтые ставни отвергли зелёную краску,

крошевом мелким посыпали землю в саду,

видом своим говоря: «Расскажу я вам сказку:

было несчастье у нас в сорок первом году…»

Ржавые листья всё также летели на крышу,

тёплая осень прощала, прощалась, ждала,

видом своим говоря: «Отдохните, я слышу —

гонят коров по тропинкам родного села!»

568 за пределом

За пределом Млечного Пути

засверкают тысячи планет,

невесомой тяжестью в груди

зарыдает нотами кларнет,

пролетит блуждающий мотив,

где квазары порождают свет,

превращая пустоту в залив,

где движенье создаёт завет…

569 самокопание

Душа над кожей дышит светом,

впиталось в тело гарь.

Одним проверенным сюжетом

живу, как все, как встарь.

Всегда калёное железо

проходит сквозь покров,

Назад Вперед

В потоке поэзии – 2 - страница 10

Похожие книги