– Это плохо?
– Для тебя плохо.
– Она хочет, чтобы я ее отпустил? – в голосе Андрея невольно прозвучала обида.
– Нет, – ответил китаец.
– Как же мне быть?
– Живи, – ответил Чан, и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало – остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос.
– Скажи... Ты можешь научит меня видеть подобные вещи?
– Да, – помолчав, ответил китаец. – Но это слишком...
– Дорого? – уточнил Андрей.
– Нет. – Китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. – Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть... И потом... должно быть позволение высших сил, – закончил китаец.
– Как я буду знать, что такое позволение есть?
– Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь – можно. А если спрашиваешь, значит, рано. Собираешься уехать? – неожиданно спросил Чан.
– Откуда ты знаешь? – изумился Андрей.
– Поезжай, – с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. – Пора.
– Я привык к тебе...
– Это хорошо.
– Мы еще увидимся?
– Ты опять приедешь сюда... Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, – произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.
* * *
За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со второй полки на знакомые пригороды, почувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.
Едва позвонил в дверь, мать открыла тут же, словно стояла и ждала его. Она припала к груди и на какое-то время замерла.
– Ну и слава богу, – проговорила наконец. – И слава богу... И ладно. И хорошо.
Андрей бросил на вешалку куртку, сумку оставил на полу, присел к кухонному столику.
– Как тут у вас?
– Все хорошо, Андрюша, все хорошо.
– Никто не искал, никто не звонил, никому я не нужен?
– Вроде не звонили... Все знают, что тебя нет в городе... Чего звонить...
– Опустел, значит, город, обезлюдел.
– Не скажи... Такие толпы по магазинам носятся – того и гляди затопчут! А знаешь... – обернулась мать от плиты, – был звонок... Совсем недавно... Как же он назвался? Тут у меня записано на календаре... Вот, Павел Николаевич. Знаешь такого?
– Встречались.
– Он хороший человек?
– Надеюсь. Ничего не передавал?
– Спросил, когда возвращаешься.
– А ты?
– Не знаю, говорю... Я ведь и в самом деле не знала, когда приедешь... Предложила ему оставить телефон – отказался. Сказал, что ты знаешь, как его найти.
– Найду, – обронил Андрей.
– А больше вроде никто не звонил. – Мать попыталась продолжить разговор, но Андрей замолчал.
А уже вечером, погуляв по городу, начав потихоньку привыкать к нему, набрался наконец решимости позвонить родителям Светы. Он понимал, что звонить все равно придется, и чем быстрее это сделать, тем лучше. Иначе он будет думать только об этом звонке, только к нему готовиться, только его опасаться. Дождавшись, когда мать выйдет на кухню, он набрал знакомый номер. Трубку поднял отец Светы, и Андрей поразился перемене – его голос был почти старческий.
– Здравствуйте, Сергей Николаевич... Это Андрей.
