– Я бы не сравнивала американский Barret-M82 с нашей винтовкой Драгунова, – невозмутимо заявила Юлия, казалось, думая в этот момент вообще о чём-то своём. – Вы же учитывайте, что «Баррет» создавалась не столько для борьбы с живой силой противника, сколько для уничтожения техники… ну, или ее критического повреждения. Из 12,7‑миллиметровой винтовки можно в автомобиль или вертолёт попасть с расстояния более двух километров. А на средней дистанции она легко прошьёт лист брони до трёх сантиметров. «Драгуновка» же изначально выпускалась с шагом нарезов ствола 320 миллиметров, как у спортивного оружия. Это обеспечивало лучшую кучность стрельбы, но, понимаете, нет здесь однозначного понятия «лучше – хуже». Достоинство может стать в чём-то и недостатком. Например, рассеивание бронебойно-зажигательных пуль, наоборот, при таком шаге резко увеличивается. Поэтому шаг нарезов со временем решили изменить на 240 миллиметров. Казалось бы, меньше, кучность хуже…
«Эксперт», кажется, уже мало что соображал. Сидел, глядя на девушку, как на аномальное явление, и молчал, хлопая глазами. А Юлия, продолжая думать о чём-то своём, закончила речь, рассеянно попрощалась и ушла, оставив несостоявшегося ухажёра в полнейшем когнитивном диссонансе.
Сослуживцы же порой и сами не смогли бы сказать, как они относятся к этой немногословной девушке с весьма неоднозначным характером, состоявшим, казалось, из сплошных противоречий. Имея довольно-таки привлекательную внешность «девушки с обложки», она напрочь была лишена обычного женского кокетства, хотя отнюдь не избегала мужского внимания, комплименты принимала со спокойным достоинством, но не любила при этом банальности вроде тоста «за милых дам». Какой темой в разговоре можно было бы её увлечь, боевые товарищи только догадывались, хотя и прослужили с ней вместе уже довольно длительное время – казалось, она и сама этого не знала наверняка. Но часто бывало так, что то, от чего она вчера ещё могла зевать и морщиться, сегодня уже вызывало её живой интерес, однако от чего зависели такие перепады в настроении и увлечениях, оставалось загадкой. Юля была интеллигентна, начитана, но при этом не падала в обморок от крепких словечек, могла сама их употребить метко и к месту, однако именно перед ней почему-то смущались и приносили извинения за нецензурные ругательства, хотя она никогда никого за них не отчитывала. О себе говорила мало, держалась особняком, но при этом сохраняла со всеми ровные дружеские отношения, могла посмеяться над весёлыми шутками, в общении была проста, но не вульгарна, невольно заставляя уважать себя каждого, кто с ней общался. Было в ней что-то такое… изысканное, чуть ли не аристократическое – в глаза не бросалось, но улавливалось на уровне подсознания, хотя, как уверяла сама Юлия, аристократов у них в роду никогда не водилось – одни «гречкосеи».
Подобное словечко выдавало в ней явно неместную. И это тоже было правдой, приехала она – тогда еще до войны – поступать в Донецкий национальный университет из Полтавщины.
– Что не факт, Юля? – непонимающе спросил Димка.
– Не факт, что машина не на ходу, – пояснила девушка. – У нас во дворе стояла долго соседская машина. Ну, точно, несколько лет – зимой снегом покрывалась, летом её солнце жарило. Между собой все смеялись – вот, значит, достоится до того, что распадётся на металлолом, и всё. Никто ни разу не видел, чтобы сосед на ней куда-то ездил. А недавно мне мама написала, что исчезла машина уже с неделю как. И сосед исчез – на окнах жалюзи, его не видно. Уехал, значит. Фотку прислала – наш двор без этой машины. Непривычно аж как-то
