– Та пусть, – махнул рукой Степан. – Оно им триста лет не надо… Так вот… – Он наклонился к дородной Валентине и ещё больше понизил голос: – Сегодня жду его на школе, как обычно. Там и перетрём всё. Скажи ему только, если он хочет оставить за собой эту сеть, пусть выполняет наши условия. Проблем не надо никому, а мы ему их таки создадим, если будет выкобениваться. Вот так прямо и скажи.
Во время всей этой речи продавщица Валентина как-то преобразилась, вытянулась и, кажется, даже похудела, взгляд её из мутно-равнодушного стал серьёзным и холодным. Когда её посетитель закончил говорить, она лишь коротко кивнула, принимая сказанное к сведению, и… тут же, как по волшебству, преобразилась обратно, будто в её тело, как в кино, на миг вселялась другая личность.
– Мужчина, так вы будете шото брать или нет? – громко, с профессионально-скандальными нотками в голосе обратилась она к запоздалому посетителю. – Шо вы там мнёхаетесь?
Мужчина в потёртой курточке уже шёл к ней с охапкой гамбургеров и кофе в пакетиках. От неожиданного окрика вздрогнул, один гамбургер выронил и неловко затоптался на месте, пытаясь его поднять и не выронить при этом всё остальное. Был он высокий, несколько нескладный и весь какой-то мягкий, с внушительным брюшком, делавшим его похожим на большого мохнатого медведя, продающегося неподалёку в магазине игрушек. Близорукий щурящийся взгляд только усиливал ощущение полной безобидности и даже некоторой беспомощности, исходящей от этого человека.
Валентина раздражённо подняла к потолку густо обведённые чёрным карандашом глаза.
– Ох ты ж боже ж мой! И зачем столько набирать, руки всего две. Та подходите ж уже к кассе, я вам пакет дам. – И вполголоса добавила: – Сам уже как гамбургер, а всё гребёт. Всё никак не наедятся…
Степан только ухмыльнулся, наблюдая эту сцену.
– Ладно, Валя, задержался я у тебя. Пойду.
– Ну, ты заходи ещё, Степанчик, – защебетала Валентина. – Как будет моя смена, так заглядывай.
– Хм… – Он снова бросил оценивающий взгляд на внушительный бюст, улёгшийся на прилавок так, будто тоже поступил в продажу. – Я смотрю, не особо ты тутошнему хозяину верная.
– Я себе верная, Степанчик. – В подведённых глазах на миг опять проступила «другая личность». – Кто мне больше платит, тому и верная.
– Резонно, – одобрительно хмыкнул её собеседник. – Правильный подход к жизни имеешь. Деньгами не обижу, только ж и ты смотри…
– Да-да, – согласно качнула «взрывом на макаронной фабрике» Валентина.
В дверях Степан столкнулся с неловким посетителем, не глядя, отодвинул его плечом и первым вышел из магазина. Тот виновато прищурился.
Но если бы кто-то мог видеть его со стороны, когда он вышел вслед за Степаном, поразился бы произошедшей в нём перемене. Исчез неловкий безобидный человек, напоминающий большого плюшевого мишку. Близорукий беспомощный взгляд сделался острым и внимательным – казалось, в нём даже мелькнул красноватый отблеск прицела, когда он провожал взглядом удаляющуюся широкую спину «азовца» Степана. Внимательно провожал до тех самых пор, пока спина эта не приблизилась к перекрёстку и не исчезла за поворотом. Потом окинул быстрым взглядом улицу, ближайшие дома, будто что-то про себя прикидывал, кивнул, соглашаясь с какими-то мысленными расчётами, и направился в противоположную сторону к трамвайной остановке. Бесшумным и мягким шагом, будто танцуя, – казалось, даже следы тут же заметались свежим снежком, будто бы он был с погодой в сговоре. Внимательный и знающий наблюдатель легко вычислил бы по этой походке человека, длительное время осваивающего технику китайского боевого искусства вин-чун.
