– Ерунда, – не согласился Санчес. – Камни и вправду воняют, но не кровью, а тухлятиной. Потому что местные режут на них своих вонючих баранов. А воюют они не из-за земли, а просто от дикости.
Равиль удивился:
– Ты называешь стремление к свободе дикостью?
Санчес сплюнул. Слюна была липкой и тягучей.
– Смотри сам, – сказал он. – Вот живут рядом два народа. Один умный, а другой – дурак на дураке. Оба народа мерзнут, голодают, болеют. Плохо живут, в общем. Потом умный народ начинает строить теплые дома, шить одежду, добывать огонь трением. А дураки вместо этого только молятся своим духам и ждут. Ждут, когда наступит тепло, когда мамонт с обрыва свалится, когда молния в дерево ударит. Умный народ становится все сильнее и многочисленнее. Ему не хватает места, и он предлагает дуракам-соседям жить вместе. Территорию в обмен на разумный и осмысленный образ жизни, на знания и технологии. А дураки-соседи им отвечают, что лучше вымрут до последнего человека, но будут свято хранить свои племенные особенности – холод, голод, грязь и глупость. Все вместе это называется национальной гордостью. А чем дальше – тем хуже. Дураки, быть может, уже и сами рады бы теплый дом поставить или огня своими руками добыть, но не могут. Потому что тогда скажут, что это влияние врагов-соседей, чуждый образ жизни. Так и сидят дураки в своем неповторимом дерьме. Все умное и полезное считают враждебным. А если умные соседи попытаются образумить их силой, то дураки и в самом деле скорее погибнут, чем поумнеют. Так и помрут – вшивые и голодные, зато свободные. Вот, к примеру, французы и немцы покорились Риму и сами создали великую культуру и великие империи. А гордые афганцы отбили все нашествия и бережно сохранили свою неповторимую и оригинальную дикость. Для них любой прогресс – враждебное и тлетворное влияние Запада и посягательство на свободу.
Равиль покачал головой.
– Нет, ну почему любой? Ведь оружие они предпочитают современное, а не копья с дубинами... – Он с тоской огляделся и спросил: – Ну а мы тогда что здесь делаем?
Санчес сделал еще один глоток теплой, затхлой воды и вернул флягу Равилю.
– Талибы, конечно, дикари, но они наши союзники, – сказал он. – А мы ведем борьбу с мировым и особенно американским империализмом.
– В этой дыре? – Равиль невесело усмехнулся. – Ты противоречишь сам себе. Вспомни, когда ты в последний раз видел американца.
– Живого или мертвого? – уточнил Санчес.
С улицы из-за глинобитного забора-дувала послышались крики мальчишек:
– Американцы! Американцы едут!
Для детей это был настоящий праздник – побегать за «Хамви» американских саперов, покидать в них камнями, при этом ругаться и плеваться. А что делать, когда нет ни мультиков, ни компьютерных игр? Даже в бутылочку не поиграешь – пить вера не позволяет, а целоваться не с кем. Разве что с ишаком.
Вдали, поднимая тучи пыли, показалась колонна из нескольких «Хамви» в сопровождении бронетранспортера. Для обычного рейда саперов машин было подозрительно многовато. Это поняли и боевики-талибы, которые, несмотря на жару, бдительно дежурили на боевых постах.
Равиль взял автомат, но Гиена Санчес тронул его за рукав и указал в противоположную сторону. Там вниз по склону горы спускалась цепочка фигурок в камуфляже песчаной расцветки. Видимо, где-то за скалами они высадились с вертолетов, и теперь можно было ожидать воздушного налета.
