***
— Ника? — удивляется мама, когда я переступаю порог нашей небольшой двухкомнатной квартиры. — Ты почему так рано?
— Ой, мам, даже не спрашивай. Лисенок спит? — замираю.
— Да, час назад только уснула. Все крутилась, вертелась. Наверное, зубки лезут, — предполагает мама, скрещивая руки перед собой.
— У нас на следующей неделе запланирован прием у педиатра. Пойдем прививку ставить, сразу и зубки посмотрим.
Я сбрасываю босоножки и прохожу в кухню. Мама идет следом. Она включает чайник и достает из холодильника пирожки, которые испекла сегодняшним утром.
— Чай с пирожком?
— Мам, я же только что с дня рождения, — улыбаюсь.
— Так я себе достала. У тебя на всякий случай спрашиваю, — быстро говорит она. — Но мне почему-то кажется, что ты не откажешься.
— Не откажусь, — отрицательно качаю головой.
— Совсем ничего там не ела?
— Ела, — отвечаю растерянно, вспоминая, что вкус любимых блюд казался пресным.
— Расскажешь, что случилось? — прямо спрашивает мама.
Я опускаюсь на стул и устало потираю лицо руками. Конечно, мне хочется поделиться своими переживаниями — я устала держать все это в себе. Мне сложно. Правда, очень сложно. И дело не только во внезапном появлении бывшего мужа или в изменении статуса наших отношений с Андреем. На протяжении двух последних лет за борюсь за то, что мне дорого — за сохранение компании отца. Мы продали загородный дом, одну машину, квартиру — и все это, чтобы закрыть долги и оставить компанию папы держаться на плаву. Теперь мы живем в маленькой двухкомнатной квартире, и я по-прежнему борюсь за то, чтобы его детище в память о нем продолжало существовать.
— Я устала, мам, — чувствую, как слеза одна за другой катятся по щекам.
— Ну-ну, дочка…
— Я просто устала, — закрываю лицо руками.
Когда-то этот момент должен был наступить. Я слишком долго держалась и не давала волю слезам, скрывала их от всех, даже от мамы. У меня не было времени на рефлексию или жалость к себе, я должна была идти вперед. А сегодня… я понимаю, почему это случилось.
Мама обнимает меня и нежно проводит рукой по волосам — совсем как в детстве. Мне так спокойно и хорошо, что я почти забываю обо всем случившемся за этот нескончаемый день.
— Так все же, дочка, — мама отрывается от меня и заглядывает в глаза. — Хочешь об этом поговорить?
— Хочу, но предупреждаю, — резко выдыхаю, — тема не будет приятной.
— Нам не привыкать, — вымученное улыбается она.
— Саша в городе, — произношу безэмоционально.
— Какой Саша? — она действительно не сразу поняла, о ком идет речь.
— Мой бывший муж.
— Нет, Ника, — она замирает, в глазах появляется негодование, — этого не может быть.
— Я видела его сегодня. На дне рождении.
— Что ему еще от тебя нужно? — мама почти плачет.
— Мы увиделись случайно.
— Это ведь он разрушил твою жизнь, — на ее глазах выступают слезы.
— Мам, давай не будем об этом, — прошу я. — Выпьем чай.
Я знала, что не стоит говорить, что о возвращении Уварова лучше промолчать. Кто вообще тянул меня за язык? Теперь мама каждый день будет напоминать о прошлом, обязательно заостряя внимание на том, какой Саша мерзавец.
— Он очень жестокий человек, Ника, — говорит мама, выдержав пятиминутную паузу. — Он не посчитается ни с кем, лишь бы заполучить свое. Или чужое.
— Мам…
— Я просто боюсь, — она закрывает лицо руками. На этот раз плачет она.
— Не нужно, мам. Этого не случится, — я хорошо понимаю, что она имеет в виду. — Я не допущу этого.
