– Носик – шкобы гыхать (дышать)…
Вот её другие перлы: «Я выезаю тюйпан… Гавай чем-нибук займёмся… Ннавится и всё!..»
За столом, внезапно положив ложку и уставясь в стену:
– Бабухка Госьпада не знает… А сама гаваит: Господи!
Мы переглядываемся и вопросительно смотрим на неё.
– Значит, она Госьпада знает! И ум’ёт с Госьпадом, – говорит она, широко раскрыв глазки и покачивая головой в знак удивления.
– А мы-ко гумали, шко она ум’ёт без Госьпада! – рассмеявшись, заканчивает Лиза своё расследование.
И уже перед сном – погасили свет, и в темноте вдвоём слушали Генделя (Лиза – со своим светящимся утюжком). Но Олечка нарушила наше уединение – пришла бить комаров и включила свет. Тут мы разговорились.
– А у экого дяди есь детки? – спросила Лизанька, разглядывая фотографию пианиста на конверте от пластинки.
– Есть, наверное, – бездумно ответил я.
– А у ково неку деток?
Я насторожился, догадываясь, в чём дело, но сказал:
– Не знаю… А у кого нет?
Она зашевелила губками, пробуя то ли выговорить, то ли вспомнить слово; мне почудилось «мо», «ма», но слова она так и не произнесла. Сказала:
– Не помню…
– Так поди, узнай у маминьки.
Это, очевидно, из репертуара их познавательных бесед.
Спрыгнула, умчалась на кухню. Прибежала, победно крича:
– У маняхов!.. (у монахов)… У маняхов неку деток!.. Они сами – дети!..
И остановилась возле, прямо глядя мне в глаза:
Тут взгляд её упал на медведя, который лежал рядом со мной в ожидании Лизаньки:
– А мегвеги – нахы дети, га?
Я рассмеялся от восторга:
– Беги, расскажи маминьке про медведей!
Понимающе просияв, она крутнулась на кухню.
09.09.84
Мы с Лизанькой ездили к поздней обедне; маленькая девочка причастилась; вела себя в храме хорошо, даже чересчур. «А почему тётя без платочка?» – спросила у меня громким шёпотом, кивая на женщину, стоявшую рядом. И даже повернулась к ней лицом, разглядывая в упор. Та, по всему, сопровождала на службу старенькую бабушку, сидевшую тут же на раскладном стульчике. Я смущённо взял Лизаньку за плечики и развернул лицом к алтарю, но она всё оборачивалась, во все глаза рассматривая соседку. Женщина не выдержала и, слегка наклонясь, сказала Лизаньке: «И я сейчас надену». И в самом деле развязала с шеи тёмный платочек и повязала на голову. Повернувшись ко мне, Лизанька задорно улыбнулась: «Вок…»
Иванушка вырос на 7 сантиметров; уже держит головку по две-три секунды и поболее – когда кладём его животиком на диван; диатез не уменьшается; глазки стали внимательными – следит за нами; иногда улыбается, но редко; спит в последние дни с утра до вечера на лоджии.
Вот уже два месяца мы с Лизанькою почти каждую субботу ездим в библиотеку. У неё там уже есть свои уголки и места, свои привычки и приёмы. В фойе, например, она обязательно прокатится «как по льду», сама сдаёт мою сумку в гардероб, в читальном зале, через который мы проходим на кафедру выдачи книг, обязательно, не обращая внимания на публику, пробежится во весь дух по дорожке. А в помещении кафедры есть тумбочка, в которой живёт волк (я однажды обмолвился через плечо на её осторожный вопрос «шко кам?»), но этого волка Лизанька не боится, потому что он ест только Красных Шапочек… А когда мы ездим в «маленькую библиотеку», т. е. в абонемент «на Мичурина», то приезжаем в настоящую сказку – в бассейне на площади перед библиотекою живут две рыбки, золотая и простая, и первая вторую научила говорить…
