Я перевожу взгляд на её лицо: лёгкий румянец на щеках, влажный блеск в глазах от резкой смены температуры и, возможно, от напряжения. То, что для другого человека было бы обыденностью – обычное приглашение погреться, – для меня теперь словно шаг на минное поле.
«Сейчас уйду? Или останусь?»
Чёрт. Я устал бежать. Устал от бесконечного избегания людей, от чужих взглядов, от новых лиц, которые я сразу же стараюсь забыть. Быть может, хотя бы эту ночь я могу позволить себе… чуть больше?
Я коротко киваю, будто боясь выдать слишком сильную реакцию:
– Хорошо. Я останусь.
Кажется, в её глазах на мгновение вспыхивает облегчение – её плечи чуть расслабляются. А у меня внутри всё ещё стянуто – я, как натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Словно одна неаккуратная эмоция, одно лишнее слово – и я сорвусь в бездну.
– Отлично, – говорит Алина, быстро задвигая замок и вешая ключи на крючок у двери. – Тогда раздевайся… в смысле, снимай пальто, – она смущённо хмыкает, и на губах появляется улыбка. – Сейчас что-нибудь приготовлю. У меня есть мандариновое варенье или, может, я сварю кофе. Как ты вообще относишься к кофе ночью?
У меня на языке уже вертится привычное «Не пью кофе», но отчего-то я сдерживаюсь. Может, хочется новых ощущений. Может, её легкомысленные вопросы пробивают лёд внутри. Я пожимаю плечами:
– Не против. Если ты сама будешь.
– Тогда договорились.
Она уходит на кухню, а я остаюсь на мгновение один в коридоре, чувствуя, как тепло квартиры окутывает меня мягкой волной. Скидываю с себя пальто, развешиваю на крюк. Ткань тяжёлая, промокшая по подолу от тающего снега, и когда я веду рукой по воротнику, пальцы дрожат от избытка странных эмоций. Прохожий, случайный, принёс её пакеты. И вот теперь… остаюсь встречать праздник вместе.
Уговариваю себя, что это всего на пару часов. Просто погреться, переждать ночь. А там можно снова уйти, раствориться в январском холоде. Не привязываться. Никогда не привязываться.
Захожу в кухню-гостиную и останавливаюсь у окна. Город за стеклом пестрит огнями. Я замечаю, как в домах напротив горят гирлянды, люди снуют туда-сюда, суетятся с пакетами, смеются. Где-то вдалеке взрывается одинокая петарда – яркая вспышка и мгновенный рассыпчатый хлопок. И тишина снова обступает нас.
Алина суетится у плиты, роняет что-то и ругается вполголоса. Я бросаю быстрый взгляд: она пытается одной рукой открыть банку, другой включить кофеварку. Глаза у неё блестят, волосы рассыпались по плечам, а со стороны кажется, что она по-настоящему счастлива в эту секунду – или умело притворяется. Невозможно сказать наверняка.
Кефир крутится у её ног, иногда мягко «мяукает» требовательно. Его нельзя винить – такой вечер, пахнет чем-то съедобным, и кот вертится, стараясь урвать своё.
А я замечаю дрожь в собственном дыхании. Боже, когда последний раз я стоял в чьей-то тёплой квартире, смотрел, как хозяин хлопочет у плиты? Когда последний раз я чувствовал хотя бы иллюзию дома? Наверное, никогда.
– Садись, – говорит она, оборачиваясь. В руке у неё чашка кофе, тонкий аромат поднимается к потолку, смешиваясь с запахом ванили и корицы – тут всё пропитано этой мягкой сладостью. – Я тут… не особо хозяйка, но кофе сварить ещё умею. А вот мандариновое варенье – это вообще вещь. Мама прислала на днях.
Я молча киваю и подхожу ближе. Сажусь за небольшой стол, на котором лежит стопка салфеток с новогодним узором – еловые ветки, красно-золотистые шары. Алина ставит передо мной чашку, смущённо улыбаясь:
