Но всё же в последний день, когда не было тренировок, зато был вкусный, и главное впервые сытный, обед в столовой в корпусе вдруг появились мои родители.
– Ну что, салабон, сбегаешь, да? – насмешливо спросил папа и взял мою сумку.
Я не хотел ничего возражать, ничего объяснять, боясь, что родители вдруг могут передумать меня забирать. Я не верил до конца в своё чудесное спасение, что до Питера добираться придётся не пешком с огромной сумкой, а на машине, в заднее стекло которой я смотрел, стоя на коленях на сиденье, ожидая, вдруг за ней ринутся вдогонку Илья Шухер, Кетчуп, Жёлтый Пояс или Циря. Но я видел только пустую просёлочную дорогу. Наконец, ворота проклятого лагеря скрылись за холмом.
Слово “салабон” на языке моего отца означало “слабак, салага”.
Поехали мы, однако, не в Питер, а на дачу, и когда мы приехали, я первым делом спросил:
– А кетчуп есть?
Кетчуп был. “Адмирал” от фирмы “Балтимор”, с синей этикеткой. Я сделал порядочный глоток вожделенного кетчупа прямо из бутылки под изумлённый возглас мамы и с полбутылки вылил в тарелку с ужином, намазывая на каждый кусок и ещё и промокая его хлебом.
– Ну что, значит сбежал? Испугался, да, салабоха? – продолжил подзуживать меня отец.
– Эти уроды бы меня убили, понимаешь? – ответил я.
– Да что ты придумываешь? Какие уроды? Я же видел их, нормальные там парни! Это ты, сопля зелёная, поставить себя в коллективе не можешь, вот тебя и не любят все. Я таких, как ты, тоже лупил в детстве. Вон, Дима Ситиков – так он ещё на одну смену остаётся, в отличие от тебя, к маааамоцке убежавшего!
Ну а в самом деле – чего бы не остаться в лагере Диме теребить свой пеструн на ту красотку во время тихого часа, обжираясь харчами с большой земли? Да и с гопотой Дима всегда на одной волне – он ни минуты не колебался в момент, когда меня опускали, на чьей стороне ему быть.
– А в армию-то ты как пойдёшь, салабон, а? – не унимался мой папаша – Там в армии с тобой вообще нянчиться не будут! И мамоцка не заберёт! Что делать думаешь, а? А ну руки по швам, когда с тобой взрослые разговаривают и на меня смотри! Что в армии, говорю, делать будешь, салага? Там с такими, как ты, знаешь что делают? Ты там будешь на очелле ночевать будешь с зубной щёткой, понимаешь?
– А зачем зубная щётка? – спросил невпопад я.
– А затем, что ты своей зубной щёткой очко в армии драить будешь!
И в этот момент я понял осознал свою первую далеко идущую цель в жизни и озвучил его отцу: ни за что, никогда не пойти в армию, любой ценой. Представив себе такую же гопоту, ещё более злобную, замкнутую, здоровенную и тупую, я понял, что мне там не выжить и недели.
– Не пойду я в твою армию! Сам в неё иди! – надулся я.
– Что значит не пойдёшь, а? А родину защищать кто будет? Я вот был в армии! А ты что, чем-то лучше? Руки по швам, я сказал! В армии тебя научат родину любить!
– Слушай, отстань уже от него, ему 10 лет – вздохнула мама.
– Да знаю я таких! Что изменится-то потом? Я тебя вот буду отмазывать, понял? – с этими словами папаша сунул мне в нос дулю, слепленную из воняющих сигаретным дымом пальцев – Вот я тебя отмазывать буду! Пойдёшь служить в армию, как миленький! Я тебя, салабона, в кадетский корпус сдам, чтобы тебя там уму-разуму научили! Юль, с какого возраста берут в кадетский корпус, ты не узнавала?
Видимо, угроза сдать меня в детдом трансформировалась в угрозу сдать меня в кадетский корпус. Качественно, впрочем, это ничего не меняло.
