– А завтра опять увезу с собой, – сказал я.
Она улыбнулась. Я смотрел на нее в профиль. Прядь каштановых волос закрывала щеку.
– Жадина. Хотя я все равно завтра уезжаю. К родителям. Два месяца дома не была.
– Соскучилась? – спросил я.
– Да. Особенно по папе. Последний раз виделись на Новый Год.
Мы прошли мимо «Екатерины Великой» – дамы лет сорока в парике, пышном платье и позолоченных туфлях. Императрица скучающе глядела сквозь людской поток.
– У нас такие персонажи – на каждом углу. Это как самовары в Туле, – сказала Аня. – Кстати, я обещала тебе экскурсию?
Мы направлялись к Мойке. Аня показала на большое красивое здание справа.
– Вот это дом Чичерина. Построен в екатерининское время. Во время гражданской войны в этом доме жили Николай Гумилев, Грин, Мандельштам. Теперь в нем расположен очень дорогой клуб для бизнесменов и кинотеатр. А раньше здесь было Благородное собрание: собирались купцы и чиновники, танцевали, играли в бильярд.
– Можно сказать, ничего не изменилось?
– Да. Можно так сказать.
Мы перешли через Полицейский мост. Аня показала Строгановский дворец и рассказала историю его создания. Затем повернулась лицом к другой стороне проспекта и поведала о расположенных там инославных церквях. Рассказывала она прекрасно.
– Мне не верится, что ты некоренная жительница Питера, – сказал я, когда мы вышли на Казанскую площадь. – Ты отлично знаешь город.
– Просто я его очень люблю.
Мы сели на одной из лавочек на площади. Перед нами высился Казанский собор, у фонтана и памятников Кутузову и Барклаю-де-Толли толпилась молодежь. Здесь вообще было много народу. Поток людей стекался с четырех сторон – с двух концов Невского проспекта и с канала Грибоедова. Часть гуляющих присаживалась на лавочки, а другая часть – устраивалась прямо на зеленых лужайках. Некоторые разворачивали газетки и с аппетитом ели жареную рыбу. «Это корюшка. Сейчас сезон» – заметила Аня. Мы сидели, наблюдая за праздником жизни.
– Место красивое, но затасканное, – сказала Аня. – Когда я только поселилась в Питере, я любила гулять по каналу Грибоедова и его мостикам, отдыхать в теньке колоннады собора. Но здесь в последнее время стало слишком людно и шумно.
– Ты любишь тишину.
– Да. Я люблю тишину.
У собора старушки продавали платки. Какой-то ребенок лет трех подошел к нам и бросил резиновый мячик. Аня поймала мяч и тихонько катнула его обратно. Мальчик схватил мячик и засмеялся. Аня улыбнулась ему.
– А собор работает? – спросил я.
– Да. Хочешь зайти?
– Я два раза был в Питере, но туда не заходил, – сказал я.
Внутри было прохладно и тихо. Рядом с нами женщина в красном пиджачке и очках, показывая на икону, пыталась что-то объяснить иностранцу на ломаном английском. Ее громкий шепот заставлял присутствующих озираться. Мы пробыли с Аней в храме десять минут и вышли.
На другой стороне проспекта я увидел кофейню.
– Ты не проголодалась? Съедим по пирожному? – спросил я.
– Давай, – сказала Аня.
*
В кофейне мы, взяв по торту и кофе, заняли место у окна. Столик выбрала Аня. Я сделал глоток – кофе был горячим, терпким и горьким. Потом сказал:
– Я выбрал бы точно такой же столик.
Аня улыбнулась:
– Именно поэтому я сюда и направилась. Я все помню. Тебе нравится сидеть у окна. Ты мне об этом писал.
Она отделила ложечкой кусочек торта. Украшавшие торт ягоды вишни Аня перед этим отложила на край блюдца.
– Не любишь вишню? – спросил я.
