Летом мы с мамой и папой обычно ездили в Белоруссию. На синеокую Нарочь. Это такое кристально чистое озеро с лебедями в природном заповеднике.
А тут как гром среди ясного неба:
– Мне предложили недорогие путевки в экзотическую, очень интересную страну Индию. Не поехать ли нам? – говорит папа.
Мама всплеснула руками.
– Ну Италия, Германия и даже пусть Болгария или Вьетнам какой-нибудь. Но Индия! Не очень ли экзотично там будет?
– Ну и хорошо, – отвечает папа. – В нашей семейной жизни и так экзотики никакой. А в Индии очень здорово, прямо волшебно, я недавно про Индию передачу смотрел. Давай всё же съездим. Надо в жизни хоть какую, но экзотику попробовать!
В общем, уговорили маму. А меня и уговаривать не надо: я за любой кипеж, кроме голодовки. И Тося тоже после небольших уговоров согласилась. И стала ждать экзотической поездки, мечтательно глядя в окно.
Вдруг меня пронзила тревожная мысль: не далее как вчера кто-то во дворе рассказывал, что в какой-то восточной стране едят собак.
– Пап, а в Индии Тосю не съедят?
– Слышал звон, не знаешь, где он, Артём! Это в Корее собак едят. И то не всех, а выборочно. А в Индии собак очень уважают. Они там почти священные – как коровы!
В общем, папа купил путевки в индийский отель в Мумбаи. И я стал считать дни до волшебной, экзотичной Индии. Я про нее в это время успел даже книжку прочитать – и снова к папе:
– А храм любви с чувственными барельефами мы посмотрим?
– Нет, Артём, боюсь, тебе это рано… Хотя если будешь хорошо себя вести – может, и поглядим…
– А на слоне вокруг храма покатаемся?
– Вот на слоне обязательно!
Мы сделали прививки Тосе от индийских болезней. Выправили паспорт. Там было написано: имя – Анастасия. Тося. Порода – метис терьера. Средней курчавости. И прикрепили ей на ошейник табличку: Тося, метис. «Голд Парадиз» (это название отеля).
Везли мы ее в специальной сумке, из которой выглядывала только Тосина голова. В самолете все умилялись: ой, какая лапочка, прямо Муму! В полете была сильная турбулентность. Но Тося выдержала ее мужественней всех.
В Индии меня поразили больше всего храмы и специи. Церквей у нас таких нет. Только разве храм Василия Блаженного. А индийские церкви напоминают овощной базар: такое разноцветье и сплетение овощей, фруктов, плодов! Индийские специи пахнут так… так… как пахнут только одни индийские специи!
Храм любви мы посмотрели. Только я смотрел с закрытыми глазами. Все-таки папа был прав: это для взрослых… А Тося глазела по сторонам из рюкзака, не смущаясь. Когда же мы собрались идти домой, в отель, обнаружили, что Тося… исчезла.
Мама кричала: «Ну, что теперь делать?! Я же говорила вам: не надо ехать в эту Индию!»
Мы обошли вокруг храма раз десять. Прошли по улицам. Звали ее громко: «Тося! Тооосяяя!» Напрасно! Жители оборачивались. Спрашивали у нас, наверное, что случилось, на своем индийском языке. Прошел еще один день, а Тося не возвращалась. И мы совсем пали духом.
А через день к нам в номер постучался незнакомый индус. Он был одет необычно и пышно – в расшитый золотом шервани (так называется индийский пиджак) и огромный тюрбан с пером. На груди у него висела большущая, как солнце, золотая медаль.
– Чири начири мурабух индианат пардунад? – спросил индус. И при этом покрутил ладонью, извините, рядом со своей попой.
Мы сначала решили, что иностранец интересуется, как пройти в туалет. Но тут из-за спины индийца почтительно выступил человек, который перевел его слова на русский:
