В Скале - страница 2



До встречи! Марта Редер.

P.S. Правда ли, что вашему папеньке император Александр за строительство камчатского участка Магистрали пожаловал чин тайного советника? Поздравь его от всех нас».


Я подошёл ко вчера собранному книжному шкафу и взял Книгу. Только сейчас до меня дошло, что в ней было не так

– Федя, в каком году отменили «яти» и прочие «твёрдые знаки»?

– После революции, в восемнадцатом, кажется.

– Смотри…

На титульном листе красивым шрифтом значилось «Издательство Томского Императорского Университета». 1916 год. И далее также ни одного «ятя» и прочего.

Пролистав всё до последнего листа, мы нашли ещё одну полустёршуюся карандашную надпись – «Фриц Рёдер. Эл./Тех.Факультет. 3-й курс»


– Иногда единственно возможным способом адекватного постижения действительности является безумие, – это написал один артиллерийский прапорщик во время первой мировой войны в своей маленькой книжке «Записки прапорщика артиллериста» под псевдонимом «Ильин», – Федя зажег сигарету и с наслаждением затянулся, – я вообще-то, уже год, как бросил, но что-то захотелось. У них не было ни мировой войны, ни революции, да и второй мировой вроде не намечается. До Камчатки электровозы шастают…

– Федя, а что с тем прапорщиком потом было, что книжку написал?

– А ничего не было. Кажется, пропал в гражданскую…

«Да, гражданская. Война, страшная. Война, в которой нет победителя, только побеждённый народ. Миллионы погибших с обеих сторон соотечественников никогда не смогут оправдать никакие высшие цели политиков. Дед Андрей воевал сначала у Колчака по мобилизации, потом оказался в Красной Армии, дошёл до Тихого океана. Дед …»

Фёдор покачал головой, – везло ему на войнах, да и в мирной жизни тоже было несладко. Хотя не любил он про свою жизнь рассказывать. Про своих родителей особенно. Опасно было многим в то время знать своих предков. От моих обоих прадедов остались только две реликвии, старенький нательный крестик отца деда Андрея и ленточка с бескозырки отца бабушки Елены. Ленточка эта лежала завёрнутая в шёлковый платок на самом дне её сундука, и я видел её всего пару раз в жизни. Вот этот платок, а вот и лента … «Очаков» Не знаю, нужен ли здесь на конце твёрдый знак. А вот крест, с которым не расставался дед Андрей. Довольно грубая работа, какой-то серый металл, что было в нём такого, что дед с ним не расставался, наверное, просто память. Тут я припомнил, как однажды летом он взял меня с собой в тайгу за грибами. Места грибные дед знал, как никто, и к обеду мы тащили две большие огромные корзины и две маленькие корзинки полные отборных белых грибов пополам с груздями. Ушли мы так далеко от нашей деревни, как раньше никогда не уходили. Сейчас, мне кажется, дело было не только в грибах. В полдень дед устроил привал на большой поляне, посредине которой находились несколько больших каменных образований, напоминавших колодцы. Дед называл это место "чаши". По его словам, вода в этих колодцах особенная, целебная. Насчёт целебности не знаю, но вкусная была она невероятно. Мне, как и любому двенадцатилетнему мальчишке, было интересно узнать, какой глубины эти природные колодцы, я нашёл длинную жердь и попытался достать до дна одной из "чаш". Дед сказал, что это бесполезно, он сам пытался когда-то глубину измерить, но на себе в такую даль много верёвки не притащишь, метров полтораста у него с собой было и ничего, дна он не достал. Возле одного колодца из земли выходил большой камень почти правильной круглой формы с плоской вершиной, идеальный стол. Но когда я собрался разложить на нём наши съестные припасы, чтобы подкрепиться, дед отрицательно покачал головой, снял с себя нательный крест и протянул руку с ним над камнем. Крест словно ожил – качнувшись несколько раз, он начал вращаться по часовой стрелке, затем, когда рука переместилась ближе к центру, вращение ускорилось, а над самым центром камня крест перестал вращаться, замер и просто приподнялся на своей тесьме. Дед разжал руку, и крест повис в воздухе, тесьма упала вниз.