В Скале - страница 3

– Мой отец говорил, что раз в десять лет его, – тут он указал на крест, – надо сюда приносить и держать над камнем столько времени, сколько нужно, чтобы вода в котелке на костре закипела, не меньше. Мы костра зажигать не будем, просто перекусим не спеша.

Снедь свою мы разложили на пеньке, расстелив на нём газету. Как сейчас помню, это был «Гудок», весь посёлок его выписывал.

– После меня крест у тебя должен быть. Сила в нём есть. Что за сила не знаю, но много раз он меня спасал. Детям своим дать его не мог, опасно с крестом тогда ходить было, да и делили бы его как? А мне он нужнее был в тюрьме да на фронте. Ты же один наследник, внучкам наш талисман не положен, тебе род продолжать – один ты внук в семье.

Это было действительно так – я был единственным внуком в семьях троих дядей и тёти Сони, которая жила с сыном, муж в своё время куда-то пропал и о нём не говорили, обычное дело в те непростые времена. О многих вещах было лучше молчать. Через час, набравшись сил, мы тронулись домой. Обратную дорогу я запомнил хорошо, дед умел объяснять любые вещи, так что те оставались в памяти навсегда. Уже открывая калитку в нашу усадьбу, дед остановился и сказал: «Крестик возьмёшь себе после моей смерти, отцу твоему скажу. Носить можно хоть на шее, хоть в кармане, главное, чтобы с собой был».

Через год дед с бабушкой переехали в город. На этом настоял старший из братьев, мой дядя. А ещё через год мой дед утром не проснулся. Говорят, что такая смерть даётся человеку редко, за честную и достойную жизнь.

Крест куда-то потерялся, на уснувшем навсегда дедушке его, по словам бабы Лены, не оказалось. Ценности никакой он не представлял, и поэтому никто не стал искать старый кусок серого металла. Нашёлся он после смерти самой бабушки. Она ушла за своим мужем через полгода, как обычно случалось в старых семьях. Когда разбирали вещи упокоившихся супругов, нашли и тот самый крест. Он хранился в одной шкатулке вместе с лентой от бескозырки прадеда по материнской линии. И вот дедов талисман у меня в руках. Ничего особенного, серый металл … пожалуй, немного тяжеловат для стали, но не сталь, мягкий, похож на олово. Раньше часто делали из олова, посуду, ложки … много всего. Рёбра креста сильно вытерлись, я взял увеличительное стекло, и мне показалось, там что-то блеснуло. Я взял нож и начал осторожно скоблить грань креста. Заблестело больше. Интересно. Я достал из дедова ящика с инструментами паяльную лампу и вышел на балкон.

Олово легкоплавкий металл – через пять минут нагрева в руках у меня остывал … золотой крестик искуснейшей работы, оправленный бриллиантами и рубинами. На одной из граней креста виднелась какая-то гравировка. Взяв увеличительное стекло, я разобрал клеймо фирмы Фаберже, поставщика двора его императорского величества. Многое сразу стало ясным: мой прадед Пётр, отец деда Андрея, замаскировал фамильную реликвию, а для его сына настоящая ценность креста заключалась не в золоте и камнях, а совсем в другом.

Когда гражданская война закончилась, дед долгое время работал председателем сельсовета, поскольку был одним грамотным человеком в деревне. Односельчане его уважали и дела шли неплохо по сравнению с другими председателями, которые слишком много времени уделяли политике и агитации, забывая про хозяйственные и производственные вопросы, а дед был крепким хозяйственником и словам предпочитал дело. Его усилиями леспромхоз числился в передовых не только в районе, но и в области, поэтому советская власть, как казалось, начала забывать, из какой семьи был дед, и по какую сторону фронта он воевал больше времени, а он успел и по насильственной мобилизации у Колчака побыть, и потом, когда сбежал, у красных повоевать. До самого Владивостока дошёл. Но так всего лишь казалось. Настал тридцать седьмой год и в сельсовет пришла телеграмма из района с указанием найти и разоблачить десять врагов народа. Мой дед послал ответ, что в его деревне никаких врагов народа нет, и он за каждого земляка ручается головой. Вскоре приехали чекисты и нашли не десять, а целых одиннадцать врагов этого самого ихнего народа. Ясно, кто стал одиннадцатым. Десятерых земляков расстреляли, особо не разбираясь, а одиннадцатого … вот тут-то и начинаешь верить в талисманы и прочие неправильные силы – начальником тюрьмы, где ожидал расстрела мой предок, оказался его однополчанин. Вместе воевали то ли у колчаковцев, то ли у красных (в то смутное время такие судьбы – обычное дело). Удалось приятелю спрятать деда от расстрела в тайге на дальнем лесоповале, где заготавливали дрова для тюрьмы. Там он и пробыл до осени 42-го года. Как началась война, то почти сразу, как только Красная армия стала терпеть поражения, началась кампания по пересмотру дел, и подошла очередь моего деда покинуть тюрьму, чтобы прямиком с жестких нар оказаться в окопах под Сталинградом. В это время не только Рокоссовских выпускали. Рядовые тоже были нужны. Особенно такие. Пройти в пехоте рядовым почти всю войну и не быть ни разу даже раненым – в это трудно поверить. Талисман ли работал, или просто солдат был умелый, но факт – провоевал дед до начала сорок пятого года и дошёл до Венгрии без единой царапины. И вот озеро Балатон.