Вадиму было пять лет, когда разошлись родители. Мать не выдержала бесконечных измен отца, который был неутомим в поиске новых партнерш. Он даже не скрывал этого. Ему доставляло извращенное удовольствие сталкивать своих многочисленных любовниц между собой и наблюдать сцены ревности и выяснение отношений между ними. Все, что льется, должно питься, все, что шевелится, должно трепетать в моих объятиях. Слишком рано Вадим услышал этот девиз от отца.
Неожиданным оказалось одно из детских воспоминаний. Вот он стоит перед высоким столом и смотрит туда, наверх. А на столе огромное блюдо с вишнями. Он знает, что мама сказала не трогать вишни, пока она не даст. Но так хочется! Так мучительно сладко пахнут эти вишни, так завлекательно поблескивают их темно-красные тугие щечки! Рот ребенка наполнился слюной предвкушения. Картинка застыла как стоп-кадр, и Вадим понял, что это не стол огромен и высок, а он сам маленький совсем, года три с половиной.
Какой странный способ вспоминать. Одновременно наблюдать со стороны и находиться внутри сцены. Понимать, и осознавать, и анализировать происходящее, получая кучу новой информации относительно всех событий и ситуаций, и тут же испытывать все чувства главного героя, которым сам же и являешься. Как будто внутри тебя происходят два параллельных процесса, и ты воспринимаешь себя тогдашнего и себя наблюдателя с одинаковой силой и яркостью.
Не выдержав соблазна, маленький Вадим, привстав на цыпочки и цепляясь за скатерть, пытается стянуть с блюда пару ягод. Больше у него просто не поместилось в руке. Разумеется, все закончилось грандиозным падением вместе со скатертью и вишнями. Миг свободного полета, и вот он уже лежит возле стола, на него лавиной низвергается поток вишен и в завершение его припечатывает к полу огромным фаянсовым блюдом. «Хорошо, что не по голове, а то был бы сейчас дурачком», – думает Вадим-наблюдатель. Ребенок сначала лежит неподвижно и тихо, переживая шок от случившегося.
На шум прибегает бабушка, за ней мама. Они причитают, всплескивают руками, их лица злобно перекошены. Бабушка тащит за руку внука, мама пытается спасти ягоды, отчего ее руки вмиг покрываются липким соком и становятся красными, как будто окровавленными. Вадим упирается, и бабушка в сердцах дает ему подзатыльник. Мальчик спотыкается и снова падает на пол, открывает рот и внезапно заходится в беззвучном крике. Его лицо синеет, как от удушья. Он испуган всем произошедшим и реакцией взрослых настолько, что после этого неделю пролежал в постели с высокой температурой и потерял голос. Вадим не разговаривал ни с кем даже шепотом целых три месяца. Его водили по лучшим врачам, светилам науки. Но все профессора оказались бессильны. Постановили, что потеря голоса является стрессовой реакцией на пережитый испуг и велели родителям уповать на время, и ничем не беспокоить и не волновать ребенка.
Через три месяца голос вернулся, и совершенно неожиданно для всех Вадим стал просить, чтобы его обучали пению. Никто не мог понять, откуда у четырехлетнего ребенка такая блажь. В семье музыкой и пением никто не увлекался. Измученная настойчивым нытьем, мама отвела мальчика к учителю музыки. Тот был слегка удивлен малым возрастом ученика, но, проверив его, вынес вердикт: абсолютный слух и необыкновенно широкий для такого маленького мальчика диапазон голоса. Учитель, заинтересовавшись способностями Вадима, согласился заниматься с ним практически бесплатно, вспоминая при этом историю маленького Моцарта, который тоже очень рано проявил свои музыкальные способности.
