Сказителей не было и в помине.
Я повернул обратно к медине – выпить чего-нибудь освежающего, и тут заметил старого осла. Он стоял возле постоялого двора – такие тут называют «фундук» – когда-то давно в них останавливались на ночлег торговцы. Осел привлек меня белым пятном на крестце – точь-в-точь тот самый осел, которого погонщик взвалил на плечи, собрав вокруг себя толпу. Я зашел и спросил, чей это осел. Мне указали на лестницу:
– Посмотрите наверху.
Сняв зеркало и прислонив его к стене, я стал карабкаться по ступенькам, пока не оказался на балконе – среди черствых корок хлеба и всякого мусора.
Я снова спросил об осле.
– Осел мой, – отозвался мужчина в хлопчатобумажной джеллабе и намотанной на голову на манер тюрбана повязке. Это и был сказитель. Я представился.
– Ну, а меня звать Халил, сын Халилуллы.
– Не возражаете, если я присяду?
– Мархаба, добро пожаловать, – сказитель сделал приглашающий жест.
Он тут же отправил сынишку в лавку за мятой, чтобы добавить ее в чай.
Я сидел на подушке. Слышно было, как моют чайник, споласкивая, потом до меня донесся запах тлеющих углей – разводили огонь.
Я рассказал Халилу, что еще в прошлый приезд в Марракеш слышал одну из его притч.
– В нашем роду вот уже девятое поколение рассказывают притчи – на смену отцу приходит сын. И мы всегда рассказываем на одном и том же месте – на площади Джемма аль-Фна. Я продолжаю семейную традицию. В свое время я обещал отцу, что не оставлю это занятие. Но на жизнь так не заработать. Вот я и преподаю историю в школе. А после рассказываю притчи.
– А как же туристы? Неужели не платят?
– Что вы! – сказал Халил. – Я ведь по-арабски рассказываю, они ничего не понимают. Да и нет у туристов времени, чтобы остановиться и послушать. Им главное фотоаппаратом пощелкать.
– А вы сами откуда?
– С Атласских гор.
– Вы бербер?
Сказитель размотал тюрбан и замотал потуже.
– Бербер.
Я поделился с ним словами доктора Мехди: что все мы рождаемся с притчей в сердце, и что должны найти ее.
– Такова традиция, – сказал Халил. – Но в наше время традиции уходят.
– Я хочу найти свою притчу, – сказал я.
Халил посмотрел на меня изучающе. Уголки его губ поползли вниз, открывая ряд квадратных зубов.
– Будьте осторожны, – предупредил он.
– Почему?
– Найти свою притчу не так просто, как кажется. На пути вас могут подстерегать опасности.
– В самом деле?
– Конечно! Чтобы отыскать притчу, вы должны открыть свое сердце. И горе вам, если доверитесь не тому человеку.
Я спросил: может ли он рассказать мне мою притчу? Я бы сэкономил силы и время. Да и к кому мне обращаться за помощью как не к нему, сказителю.
Халил, сын Халилуллы, мягко улыбнулся.
– Я этого сделать не могу.
– Но почему?
– Потому что вы должны искать сами – сами поиски изменят вас.
*
Зохра по-прежнему не давала мне проходу: сон надо истолковать, и в этом деле поможет ее подруга Сукайна. Она твердила: вдруг меня отравили, вдруг это каким-то образом связано с символами на двери.
– С чего бы кому-то меня отравлять?
– Это все они, существа из огня.
– Джинны?
– Тс-с! И слова такого не произносите!
– Чепуха какая-то, средневековье, – ворчал я.
Прижав правую руку к сердцу, Зохра выпалила свое излюбленное:
– Уж вы поверьте мне, я знаю, что говорю.
Подсадив Тимура себе на спину, она пошла вверх по лестнице – только я ее и видел.
Зохра, мать шести дочерей, мечтала о сыне. И хотя она ни о чем таком не говорила, я чувствовал: отсутствие сына, наследника, она считает карой небесной. Утром, едва только Зохра появлялась у нас, она хватала Тимура на руки и скармливала ему упаковку конфет с банановой начинкой. Весь день она носилась с ним, шептала ему на ухо сказки, баловала вкусненьким и без конца нахваливала. Мальчика это только портило.
