– Надеюсь, наша встреча не повод, чтобы мне пустить пулю в лоб? – хитро поинтересовался Вильнер. – Честно говоря, мне и здесь хорошо.
Науманн поморщился, вспомнив про Аню за платяным шкафом.
– Мне видится один выход. Мы должны делиться информацией агента, – шёпотом проговорил Науманн. – Вы её привлекли, а я вышел на неё. Мне это стоило больших трудов. Как видите – мы тоже умеем работать не хуже вашего.
– Мне это прекрасно известно. Кроме того, мне прекрасно известно о ваших доверительных отношениях с шефом Абвергруппы, – усмехнулся Вильнер.
– У вас прекрасные источники! – заглотил Науманн обиду с широкой усмешкой. – Что ж, похвально: Тем не менее, я здесь, потому что меня проинформировали о возможном нападении подпольщиков на жильца этой квартиры. А мы ведём наблюдение за всеми «хиви».
– Даже создали Русскую тайную полицию…
– Ах, вам даже это… Раз так, – понизил голос Науманн, – то вы понимаете: она на подозрении. Её могут скоро убрать. Постарайтесь либо спрятать её в надёжный «футляр», либо…
– Шокирующее воздействие? С чего вы взяли? – также снизил тон Вильнер. – Ну, во-первых, pro status kwo, как говорили древние римляне. Я плачу вам той же ценой, что и вы мне. Я также располагаю…
Науманн сделал предостерегающее движение и вынул блокнот, где размашисто написал: «Фрау Аграфен была задействована с 1935 года в сети Абвера. Она бывшая жена партийного функционера из Петербурга. Они оба проходили по делам ОГПУ (подумав, он зачеркнул и написал „НКВД“) в 1937 и 1938 гг. Мне известно, что согласно агентурному обмену Абвер передал её вам в 1940 году. Итак, как говорили древние римляне?»
Вильнер поискав глазами подходящий объект, кивнул на платяной шкаф. Затем усмехнулся и вынул свой блокнот. Подумав, он написал бисерным почерком: «Там кто-то прячется, верно? Не похоже, чтобы тайная государственная полиция взялась за меня без согласования с 3-м директоратом нашего ведомства. Впрочем, если пускаете дезу для русских или Абвера, то ваше право. Да, по фрау Аграфен всё так. Я её использую в этих целях. В партизанском штабе сидит агент Fбвергруппы. Похоже, кого-то придётся принести в жертву. Тем более, вы арестовали часть подполья. Кого будут подозревать? Только фрау Аграфен. Она действительно была репрессирована со своим мужем». «Вы предлагаете принести её в жертву, подбросив дезу абверовцам?» – молниеносно показал ему свою запись Науманн. «Вы очень проницательны!»«Я рассмотрел её как следует. Смазливая распущенная бабёнка. С такой накрашенной физиономией стоят под фонарём уличные девки. Она вам не нужна? Хорошо. Но может пригодиться мне…» «Хорошо, оберфюрер, давайте её просто попугаем. И больше ничего. Договорились?»
– Так вот, – кашлянул Науманнн: – Мне очень приятно будет представить вам одну юную особу. Итак, фройлен Анна, прошу вас! Как говорят в России…
– …прошу любить и жаловать, – подсказал ему по-русски Вильнер, с удивлением разглядывая юную девушку в шинели и пилотке СС, но зимних ботиках с заячьей опушкой, что плавно вышла из-за платяного шкафа.
У особы (по определению Науманнна) было продолговатое выразительное лицо, прямой тонкий нос и синие глаза, которые сохраняли детскую невинность, но в глубине таили много неразгаданного. Русские про таких говорят: «В тихом омуте…»
Аня коротко и любезно приветствовала Вильнера кивком головы, он ей ответствовал тем же. Он вспомнил, что девушка с похожими приметами дважды попадала в агентурные сводки: её зафиксировали с офицером комендатуры Кульмом в кинотеатре. Как выяснилось, она работает в одном из отделов полевой комендатуры переводчиком. Присматривать за ней вскоре стал агент на доверии «Вернер» (на самом деле, Вера Денисова, которую удалось «пробить» в тот же отдел переводчиком-референтом). Информация, поступившая от неё, не содержала ничего путного. Пару раз Аню отслеживали в городской управе, когда та контактировала по служебным делам с Аграфеной. «Радуга» тут же доложила ему, что на неё вышел эмиссар Центра. Фоммелю, что работал с ней параллельно жёсткими методами (на самом деле, копал под шефа по линии Amt. III) она этого не доложила. Дурак продолжал в указанное Вильнером время, переодевшись в гражданское, торчать на площади возле собора, в то время как…
