На пороге стоял Марат Прогалинский, муж матери. Его высокая худая фигура выражала озабоченность, глаза под стёклами очков щурились, в руках он держал хозяйственную сумку и большой зонт. Евгений кивнул, пропуская его в квартиру.
– Женечка! Я проведать тебя! Можно войти?
– Конечно.
Последовало крепкое рукопожатие. Прогалинский разулся, снял куртку, шапку, аккуратно поставил зонт на пол, прислонив к стене. Он прошёл в кухню и сел на табурет, потирая замёрзшие руки. Евгений проследовал за ним и присел напротив. Он подумал о том, для чего Прогалинскому зонт, и машинально взглянул в окно.
– Снег с дождём, отвратительная погода! – широко улыбаясь, сообщил Марат. Золотые коронки мрачно блеснули, привлекая к себе внимание. – А с утра был туман. Ты заметил?
– Заварить чай?
– Может, что-нибудь покрепче?
Евгений кивнул и полез в холодильник за водкой. Благодаря тому, что он вчера выпил мало, она осталась. Не нужно бежать в магазин.
– У тебя не работает телефон, Женечка.
– Я его отключил.
– Мама не могла дозвониться, поэтому я приехал посмотреть, всё ли в порядке.
– Да в порядке я.
– Хорошо.
Они выпили.
– Ты что-то плохо выглядишь, Жень.
– Ночь не спал. Вот прилёг ненадолго.
– Понимаю. Мама сказала, что ты вчера ездил на кладбище. Это для всех нас тяжело.
Они снова выпили. Водка шла легко. Благодаря этому напряжение в мышцах ушло, кровь ударила в голову, согревая. Прогалинский поднялся и сходил за хозяйственной сумкой, которую оставил в прихожей. Быстро достал из неё банку кильки в томатном соусе, кусок копчёной колбасы и половинку ржаного хлеба. Достал из шкафа тарелки и с удовольствием разложил на них закуску. Марат Прогалинский всё делал хорошо и с удовольствием. Казалось, что ничто не может сломить его и вывести из себя. Улыбался, блестя коронками, откашливался и громко глотал слюну, потирая руки.
– А я ведь, Жень, больше не работаю с мебелью. Ушёл.
Говорил он, жадно набрасываясь на хлеб и колбасу, не забывая подливать водку в рюмки.
– Ты больше не начальник? Я не знал.
– Хватит, сколько можно? Я сейчас на овощной базе сторожем. Хорошая работа, сутки через трое. Тишина, природа. Собачек кормлю бездомных.
– Я не знал,– удручённо покачал головой Евгений.
– Уж год как работаю.
– Год?
Евгений замер. Тяжело поднял руку и дотронулся до коротких волос. Он совершенно не знал о том, что происходило вокруг. В эти минуты появилась тревога. Не было ли упущено что-то важное? И отчего номер жены долгое время не отвечает?
– А мама?
– Мама осталась, – широко улыбнулся Прогалинский. – Ей хорошо работается на складе. И Анечка тоже. Мои девочки молодцы! Всё у них горит в руках, всё получается.
Евгений поморщился:
– У Аньки никакого образования нет, что она может?
– Работая на складе, необязательно иметь образование. Главное запоминать названия деталей и где всё лежит. Важно записывать в журнал, когда что поступило и кто что взял.
– По-моему, для Аньки и в этом будет трудность.
– Ты слишком строг к родной сестре.
– Просто я её хорошо знаю.
Они выпили, помолчали.
– Как дела у Ундюгерь? До сих пор не могу выговорить её имя.
Евгений вздрогнул, схватил кусок колбасы и смял в пальцах. Прогалинский продолжал улыбаться, будто не замечая его волнения. Нужно было принять решение, отмахнуть колебания, ответить на вопрос. Но один ответ повлечёт за собой новые вопросы. И разговор получится болезненный, невыносимый. Марат Прогалинский никогда никого не осуждал. Он всех любил и любил жизнь, несмотря на пристрастие к алкоголю. Евгений никогда не видел его в плохом настроении. В глазах блеснула надежда. И не без тревоги, Евгений ответил:
