В сумерках. Книга первая - страница 19



Ванченко вскинулся, хотел возразить. Полковник предостерегающе поднял руку:

– Знаю, не все такие, но прецеденты имеются. Вон мы провели в СИЗО день открытых дверей. Ты сам там был. Получили в итоге два иска о защите чести и достоинства. Не знаю пока, как расхлебаем. Свобода слова – инструмент новый, острый на обе стороны. Того и гляди, как бы чего не вышло…

Ванченко замотал головой, готовый возражать. Федотов жестом остановил его, а сам продолжил:

– Сейчас пресса хочет хотя бы посмотреть, как там все было. А содержали их, последних, вовсе не в зоне, а в больничке. Временно. Допустим, приедут журналисты посмотреть – и что увидят? Непосредственно в зону нельзя, там теперь рецидивисты с тяжкими статьями. Знаешь сам, перепрофилировали «пятерку» еще в девяностом. А больничка пока стоит как была, разве что полы помыли. Но там нет никакого антуража, отражающего реальные условия содержания политических. Вот я и думаю договориться со службой исполнения наказаний, чтобы они больничку переделали в музей, собрали там артефакты какие-то, архивные дела, решения по реабилитации. Конечно, специалистов надо привлечь, историков. Это же такой пласт нашей советской жизни – политические преследования! Сколько десятилетий людей мордовали за убеждения! А преодолели. Надо сохранить для потомков память, чтобы не повторилось, как говорится.

Ванченко молчал.

– Что, удивил тебя мент?

– Удивил.

– Прошу, там, у себя в «Мемориале», посоветуйся, каким образом станете поддерживать. Ваша тема. Только не тяни, железо горячо, как бы не остыло. Чай будешь?

– С мармеладом?

– Как водится. Мармелад у меня нынче в шоколаде, из кремлевского буфета. Привез на прошлой неделе из командировки. Шикую.

И они выпили чаю, рассуждая о свободе слова и неучтенных последствиях. Оба сетовали на юридическую необразованность работников пера и телекамеры.

– Да и законы у нас, прости господи, – сетовал главный областной милиционер, а с недавнего времени депутат Верховного Совета. – Доработки требуют.

Журналист с ним соглашался, мотая на ус: тема, достойная «подвала» на второй полосе. Пожалуй, стоит взять в разработку. Обещал посоветоваться со специалистами в музейном деле.

Лучшим он считал своего университетского приятеля Александрова, ныне декана исторического факультета. К нему и пошел вечером, договорившись о встрече по телефону.

В их биографиях было много общего. Оба гуманитарии, сразу после школы поступили в университет. Окончив, оба распределились в глухомань – каждый в свою. Отработав срок, вернулись в Темь. Мужчины не уступали друг другу ростом и дородством, только один в последние годы быстро седел, другой лысел. Владимир Иванович вечно не находил времени на парикмахера, обрастал кудрями и двух-трехдневной щетиной. Виктор Михайлович, не желая маскировать свою лысину кокетливыми зачесами, регулярно брил голову под ноль и лицо тоже держал идеально выбритым.

Явившись вечером в университет, Ванченко прошагал пустыми коридорами до приемной Александрова, столкнувшись в дверях, попрощался с его секретарем и без вступлений про как жизнь и все ли здоровы, с ходу начал излагать суть затеи полковника, будто продолжая телефонный разговор.

– …Прямо скажи, достаточно ли безумно браться нам за такое дело?

Расстегнул, наконец, куртку с заедавшей молнией, уселся на стул и, навалившись грудью на просторный письменный стол, захватил шариковую ручку хозяина. Стал рисовать треугольник. Сначала оторвал листок из пачки модных самоклеящихся стикеров. Сообразив, что там негде развернуться, вытащил из-под пресс-папье лист формата А4.