В тени креста - страница 54

Кое-кто из писчих подьячих шептал князю Шастунову, что мол, с лихими надо как-то управляться, а двор этот для них как сметана для кота, но князь всегда отвечал одно: «Лихих людей по делам их имати, но в ином месте…»

Сегодня, ближе к полудню Неух сразу заметил зашедшего в кабак Тишака и его молодого спутника. Боярина Неух не знал, но опытным взглядом заприметил, что он «непростая птица».

Купчишек и питухов в этот час в кабаке было уже немало. Были средь них и лихие, для дел своих ожидающие темени ночной.

Тишак привычным движением сразу шагнул за пёструю ширму, что была натянута слева от входа. Боярин следом за ним. Туда же тяжелой походкой зашёл и Неух.

– Кланяюсь тебе хозяин…, – начал было Тишак, но осекся. Неух и Дмитрий молча и неотрывно смотрели друг на друга. Кабачник первый отвёл глаза и поклонился. Вначале нехотя, но после, как будто что-то вспомнив – ещё раз, глубоко в пояс.

– Здрав буде, молодой господине, прости не ведаю, как величать тебя, – начал глухим голосом Неух.

– То, не большая беда, – сухо ответил Ласкарёв.

– Ага, понимаю, – кивнул головой, умудрённый жизнью кабачник, – знать…, с делом каким ко мне?

– Дело наше не велико и не про тебя, – с ленцой в голосе сказал боярин. – Человек у тебя на дворе, нас дожидает. Знакомый тебе человек, Епишкой кличут. – Дмитрий стрельнул взглядом в сторону Тишака, тот только кивал в такт словам боярина.

– А на что тебе он? – насторожился Неух и почему-то тоже посмотрел в сторону лыбящегося своим обожжённым ртом Тишака.

– Да вот, за труды награду ему передать я должен, по уговору.

– Это да. То дело дельное. Награду Епифаний любит, – подмигнул кабачник. – Туточки он был, на подворье, в дальней избе ночевал, коли не хочешь искать, я могу ему передать награду-то.

– Э-нет, добрый человек, – усмехнулся боярин, – в таких делах третьи руки негожи. Ты нам укажи, а мы, ужо, сами справимся.

– Ну, коли так, то идём, – согласился Неух.

Выйдя на двор, он сразу заметил воев Дмитрия и нахмурился, но ничего не сказал, а спокойно пошёл в сторону одной из дальних чёрных изб подворья.

– Вот тута он…, – указал на низкую дверь хозяин постоялого двора, когда они подошли к избёнке, – … и вона конь евойный в стойле, мотнул головой направо Неух, туда, где был привязан молодой пегий жеребец.

– Иди-ка вперёд, позови, – сказал Дмитрий, переминающемуся с ноги на ногу Тишаку, тот легонько стукнул в старую рассохшуюся дверь.

– Хозяин, это я. Хозяин…, – позвал Тишак. Никто не ответил.

– А-ну…, – Ласкарёв сам подошёл к двери и решительно дёрнул за дверную скобу. Дверь, с лёгким скрипом сразу открылась. – Не заперто.

– Эй, Епифаний…, – крикнул в тёмное нутро избы Дмитрий, и, не дожидаясь ответа, сразу шагнул внутрь. Следом за ним зашли Тишак и Неух. Последним, задевая могучими плечами дверные косяки, протиснулся зеленоглазый дружинник Устин.

Сделав несколько шагов, Дмитрий поморщился: пара раздерганных в клочья овечьих шкур и какое-то тряпьё накрывали горку, из которой торчали новые желтые сапоги. Рядом, на полу лежало новое седло и пара распоротых перемётных сум, из которых высыпался обычный дорожный скарб и несколько полновесных, новых монет московской чеканки.

Зеленоглазый воин шагнул вперёд и рывком поднял овчины. Под ними, широко раскинув руки и запрокинув голову, лежал Епишка с перерезанным горлом.

Преодолевая отвращение, Дмитрий подступил ближе. Одежда убитого спереди вся была залита кровью, которая в полумраке избёнки казалась чёрной. Кривой нож с широким лезвием, был крепко зажат в левой руке мертвеца. На пальце блеснул серебряный перстень с мутным камнем. Задержав дыхание, Дмитрий молча наклонился над телом и, коротко выдохнув, отпрянул назад: у Епишки было не только перерезано горло, но и крестообразно рассечены веки, обнажая вместо глаз – запекшиеся кровью провалы. «Сделать такое можно было только чем-то очень острым» – отметил про себя Ласкарёв.