В тени пирамид - страница 21
– Как видите, Несчастливцев всё продумал заранее, – раздумчиво вымолвил Ардашев и спросил: – Вы не знаете адрес покойного?
– Секунду, – вымолвил Папасов и, вынув из внутреннего кармана записную книжку, прочитал: – Вторая Станичная, сорок четыре. Он снимал там комнату. Я всегда беру адреса тех, кто часто входит в мой дом.
– Предосторожность нелишняя.
– Но и она не спасла. А вы собираетесь туда ехать?
– Неплохо бы поговорить с домовладельцем.
– Я с удовольствием составлю вам компанию.
– Прекрасно. Тогда отправимся вместе.
Когда коляска уже бежала по булыжной мостовой Николаевского проспекта, Ардашев спросил Папасова:
– Скажите, Николай Христофорович, а на чём основано мнение, что Несчастливцев покончил жизнь самоубийством?
– Ну как же! Был один. Следов пребывания постороннего или знакомого человека у него в доме не обнаружено. Хозяева тоже никого не видели и не слышали. Осталась недопитая бутылка мадеры и стакан. Играл, говорят, некоторое время на скрипке вечером, а потом перестал. На следующий день из комнаты не выходил. Если бы не его отсутствие в оркестре, никто бы и не поехал к нему. Труп обнаружили только после того, как к нему примчался посланец из театра и хозяин отворил дверь.
– Да, я слышал нечто подобное.
Вскоре коляска остановилась около одноэтажного кирпичного дома по Второй Станичной улице. Ардашев постучал в калитку кольцом ручки.
Появилась какая-то баба лет сорока пяти, в душегрейке и пёстрой косынке.
– Что вам угодно? – спросила она.
– Вы жильё, часом, не сдаёте? – поинтересовался Клим.
– Сейчас пока нет, – замялась хозяйка, – но вообще-то да, можем и поселить, ежели надо.
– Хотелось бы взглянуть на ваши хоромы.
– Заходите. А вы вдвоём будете снимать али один?
– Один.
– Надолго?
– Всё зависит от цены.
– Со столом или без?
– Без.
– Тогда десять рублей в месяц. Только, сударь, дамочек водить строго-настрого возбраняется. И водку с мужем моим пить тоже не дозволю.
– Ох, вы и строги, – улыбнулся Клим, окидывая взглядом помещение. – Это и есть ваша комната?
– Она самая.
Вдруг Ардашев увидел чёрный кофр на стуле.
– А кто у вас на скрипке играет?
– Тут такое дело, – опустив в пол глаза, молвила баба, – не хотела вам говорить… Да уж ладно, – она махнула рукой, – всё одно узнаете, али соседи разболтают… Квартирант у нас был, скрипач, на днях руки на себя наложил. Поговаривают, что у одного богатого грека рисунок стащил, а потом испужался и отравился. Зачем? Греки, что и армяне, – народец ушлый. Русскому человеку отнять у них копейку – всё равно что перед храмом перекреститься. А мне жаль квартиранта. Романом Харитоновичем его величали. Может, слыхали?
– Газеты что-то об этом писали, – уклончиво ответил Ардашев.
– Но вы не переживайте. Я вам, ежели соберётесь поселиться, даже матрас поменяю и новое бельё застелю. А покойником тут уже и не пахнет.
– А скрипку что ж, полицейские не забрали?
– Квартирант с нами за последний месяц не рассчитался. У нас расписка его есть по долгам. Вот пристав и дозволил нам оставить его пожитки. А их у него как у свиньи карманов: скрипка да несколько книжек. Приобресть не желаете? Дорого просить не стану. Деньги нам дюже потребны. Крышу бы подлатать, пока ливни не зарядили.
– Нельзя ли взглянуть на расписку?
– Вам она зачем?
– Да так, из любопытства.
– Она у мужа, а он сейчас в лавке.
– А почему кофр скрипки опечатан?
– Да тут целая история. Супружник мой вошёл вместе с человеком, что из театра приехал. Они как труп увидели, так и обомлели. На полу валялась подушка, испачканная его рвотой. Да и в штаны он тоже сходил… ой! – спохватилась она. – Дура я, дура, что такое будущему квартиранту рассказала. Но вы не переживайте. Мы комнату всю ночь мыли, проветривали и даже мяту сушёную на подоконниках разложили… Да, они тут же городового известили. Через полчаса околоточный приехал на двуколке. Он, когда в покойнике удостоверился, комнату замкнул и входить туда воспретил. Потом доктор явился и судебные начальники. Следователь при моём муже открыл кофру энту, осмотрел и тоже велел опечатать. Скрипка всё время там и была. Никто к ней не прикасался. Честное слово! Спасибо приставу, что нам её подарил.