– Однако я лично читал в «Северном Кавказе» о том, что именно господин студент разоблачил убийцу врача, магнетизёра и репортёра.
– Ну что вы! – Славин нервно махнул пером, и капельки чернил упали на стол. – Нашли кому верить! Эти борзописцы и не такое выдумают… Однако давайте вернёмся к нашей теме… Где вы купили этот шедевр?
– На аукционе в Санкт-Петербурге. Он проводился в связи со смертью одного богатого коллекционера.
– В каком году?
– В 1871-м.
– Дату не припомните?
– Нет, но она указана в купчей.
– А у вас имеется доказательство, что прежний рисунок – это творение великого флорентийца?
– У меня есть заключение экспертов Эрмитажа о том, что рисунок принадлежит именно ему.
– Не могли бы вы принести эту бумагу? Я изготовлю копию и приобщу к делу.
– Всенепременно.
– Картина была застрахована?
– Да.
– Какова сумма страховки?
– Сто двадцать тысяч рублей, хотя, если бы её сейчас продавали с аукциона, она могла бы стоить гораздо дороже.
Следователь снял очки, подышал на стёкла, потом протёр их носовым платком и, глядя на Папасова, сказал:
– Меня удивляет, что вы, зная о столь большой ценности этой работы, трижды в месяц проводили в своём особняке дни открытых дверей. И любой обыватель мог посетить картинную залу бесплатно с полудня до трёх часов дня.
– Я люблю свой город и его жителей. И если в Ставрополе ещё нет приличной общественной картинной галереи, то пусть её роль пока выполняет моё скромное собрание живописи.
– Купчая этого произведения на какую сумму?
– На восемьдесят тысяч.
– Именно это и будет признано ущербом.
– Понимаю.
– Мне нужен список всех лиц, кто имел доступ к зале с картинами в ваше отсутствие.
– Я представлю вам его завтра.
– Что ж, тогда подпишите протокол и можете быть свободны.
Скрипнуло перо, и потерпевший поднялся. Уже дойдя до двери, он вдруг обернулся и сказал слегка дрогнувшим голосом:
– Николай Васильевич, найдите да Винчи. Я вас отблагодарю.
– Об этом пока говорить рано. Многое будет зависеть от полиции, но я приложу все усилия. Не сомневайтесь, Николай Христофорович.
– Спасибо, – кивнул фабрикант и вышел.
Когда стук каблуков по коридору стих, следователь откинулся на спинку стула, довольно пожевал губами и подумал: «А ведь не врёт купчишка. И в самом деле отблагодарит. И по всем вероятиям, недурственно-с».
I
Ставрополь встретил Ардашева мелким осенним дождём. Дилижанс проехал город с запада на восток и остановился у Тифлисских ворот. Извозчичья биржа была совсем рядом. Ступая по сухим листьям, уже устлавшим бульвар, выпускник университета нанял фаэтон и всего за гривенник добрался до Барятинской. Не успел он доехать до знакомого дома, как небо очистилось от туч и выглянуло солнце.
Первым гостя увидел Гром. Дворовый пёс потёрся носом о сюртук Клима, понюхал его чемодан и, усевшись, уставился на вояжёра любопытными глазами. Белое пятнышко на лбу питомца с годами стало серым, и теперь почти не выделялось на собачьей морде.
Пантелей Архипович Ардашев – слегка полноватый шестидесятипятилетний мужчина с бакенбардами, густыми седыми усами и заметной проплешиной – курил в беседке чубук и пил чай. Он был в осенней куртке, похожей на гусарский доломан, но с обычным воротником, носил простую рубаху, брюки и домашние туфли из мягкой кожи.
– Слава богу, вернулся! Как дела, сынок? Сдал экзамены?
– Да, через неделю отправлюсь в Египет. Получил подъёмные и командировочные. На пароходе поеду вторым классом.
