– Ты что, такой благодетель? Советы раздаешь! Может, ты и помочь собрался?
– Я могу, но не определился, хочу ли этого и что мне за выгода.
– Вот и я думаю, зачем? Хотите вытянуть побольше информации? Да ведь я не суперагент, и меня не посвящали в сверхсекретные гостайны. Тут промашка выйдет, не стоит и копья ломать. Я бы и рад рассказать, да нечего. Жить-то хочется, и не в тюрьме… Работать на вашу разведку? Так ведь о моем провале станет известно. К тому же нельзя сбрасывать со счетов того, второго. Нельзя исключать, что он уже информировал Центр об аресте моей группы.
– Рассуждаешь здраво, – удовлетворенно кивнул Тарек. – А если я тебе скажу, что второй уже сидит и не выйдет из тюрьмы? А ты, вернувшись в Израиль, сможешь с чистой совестью сказать, что тебя предали, твою группу схватили, но ты чудом бежал через пустыню в Сирию, а оттуда в Израиль. Затем через другие источники твоему руководству станет известно, что этот второй – предатель и теперь он скрывается в Ираке. И пусть себе скрывается…
– Он может передать весточку из тюрьмы или сбежать.
– Оттуда еще никто не возвращался.
Руби вгляделся в немного сонное лицо Тарека и пояснений не потребовал, понимающе покивал и весь сжался на табурете, будто это его собираются отправить на тот свет.
– Ты предлагаешь мне вернуться в Израиль? И вы меня отпустите? – недоумевал Руби.
– После того как ты подпишешь одну маленькую бумажку, – Тарек достал из кармана сложенный вчетверо листок и бросил его на стол перед Руби. – Забери, подумай… Мне не нужен человек сломанный. Из таких суперагентов не выходит.
Разворачивая бумагу, Руби бросил взгляд исподлобья на контрразведчика, но, прежде чем высказываться, прочел.
– Ты всерьез? Полагаешь, я подпишу? А где гарантия, что тот, второй, если он вообще не плод твоего воображения, не подписал такую же бумаженцию? И не факт, что чаша весов в итоге склонится в мою сторону.
– Не глупи! Ты не знал о его существовании до сегодняшнего дня, – резонно напомнил Тарек. – А стало быть, при всем желании не смог бы заложить его нам. Только наоборот. Ты кровно заинтересован, чтобы мы его убрали. Но для твоего спокойствия могу попросить парней, чтобы они устроили фотосессию…
Руби передернуло, когда он понял, что речь идет о посмертной фотосессии для Люка.
– Пытаешься столкнуть нас лбами? – Он отодвинул листок от себя. – Я не пойду на это, ты не дождешься, чтобы я бросился во все тяжкие и подписал не просто согласие работать на вашу разведку, но и приговор своему товарищу.
– Если тебе от этого станет легче, он в любом случае умрет, – Тарек снова придвинул бумагу к Руби. – Подумай.
Из тюрьмы Ясем направился в «Аль-Заварек» клуб-«поплавок» на Тигре – там можно было встретиться и переговорить с теми, с кем обычно в стенах их конторы пообщаться было затруднительно – все фиксировалось, стучали друг на друга руководству, кто с кем, когда и сколько времени общался, доносилось и содержание бесед. Тут, в «Аль-Завареке», удавалось переговорить накоротке, без лишних свидетелей. И хотя считалось, что ССБ в клубе особенно тщательно пишет все разговоры, но Тарек знал наверняка, что это не так.
Здесь не возбранялся алкоголь до позапрошлого года, когда по личному распоряжению Саддама подавать алкоголь в клубе запретили. Да, собственно, с середины восьмидесятых, когда сменилось руководство Мухабарата, клуб уплыл у ведомства из рук, но формально. Сотрудники все равно сюда ходили наравне с высокопоставленными чиновниками – министрами, генералами. И все эти годы тут шла гульба.
