– Не думали! – продолжал бушевать преображенный Сева. – Не думали, а думать надо! И не кому-то там, в верхах, а всем думать надо, и нам с вами – в том числе… Мне стыдно говорить, но я каждое утро…
Сева осекся, потому что разглядел ноги Кравцова. Он поднял близорукое лицо и вдруг улыбнулся, и впервые Виктор Степанович увидел, как хороши у него зубы, и как идет ему улыбка.
– Так вот вы где от общества спрятались, – добродушно сказал Кравцов.
– Не мешай, Виктор Степанович, – зажигая спичку и прикуривая, попросил Федор Иванович. – Он хорошо говорит… Ну, Сева, что дальше-то?
– Дальше? – Сева был явно смущен и даже пуговицу на воротнике рубашки застегнул. – Можно бы и дальше, да некуда… Завтра американские солдаты окажутся под нашими окнами, – Сева, заметив заинтересованный взгляд Виктора Степановича, постепенно воодушевлялся и говорил все более уверенно. – А мы с вами будем молчать и кивать на Кремлевские стены. Всю Россию уже прокивали, все заводы забугорные нувориши за гроши приватизировали, завтра и нас в услужение заокеанскому бизнесу пустят, а нам хоть бы что…
– Черт возьми! – не выдержал Федор Иванович. – Это что же такое получается?
– А полный беспредел и получается, как лагерники говорят… Вы послушайте, что и каким языком говорят наши политики… Ведь их язык уже почти ничем не отличается от лагерного. Вообще-то это страшно интересная тема: политика и язык. В криминальном государстве все неизбежно будут говорить на криминальном языке.
– Во, дает! – даже привскакивает на земле Федор Иванович. – Ай да Сева, ай да молодец! Но кто виноват-то, Сева, кого надо к стенке ставить?
– А все мы и виноваты… Это с нашего молчаливого согласия довели страну до полного разора, обокрали пенсионеров, детей оставили без будущего… Ведь мы молчим, а раз молчим – значит согласны… Вот и получается, что к стенке ставить, дорогой Федор Иванович, надо нас с тобой…
– Ну, это ты хватил! – хмурится Федор Иванович.
Виктор Степанович поражен доводами Севы, но он помнит, зачем пришел сюда и потому говорит:
– Там нас ждут.
– Подождут, – отмахивается Федор Иванович.
– Неудобно – обед стынет, – настаивает Виктор Степанович и добавляет для верности: – Люди проголодались.
– Не помрут.
– Нет, надо идти, – вздыхает Сева.
– Виктор Степанович, выпить с нами хочешь? – спрашивает Федор Иванович и легонько встряхивает металлическую фляжку.
– Да нет, я уж за столом, – отказывается Кравцов.
– А мы понемногу приняли и оч-чень хорошо поговорили… Так, Сева?
– Разумеется, – Сева уже успокоился, уже повязывает галстук, и даже очки у него уже на прежнем положенном месте.
– А Сева, между прочим, мировой парень, – Федор Иванович прячет фляжку в нагрудный карман. – Я бы с ним в разведку пошел. Только вот не верит, что двигателю внутреннего сгорания в двадцать первом веке – хана!..
Спустя десять минут на том месте, где только что сидели мужики, во всю снуют вездесущие синицы, а чуть позже, нырками просквозив рощу, опускается сойка и разочарованно поводит клювом, шагая по примятой осенней траве.
XI
Обедают долго и молчаливо. Лишь Сан Саныч о чем-то тихо переговаривается с Варварой, да Нина Петровна дважды спрашивала, не нужна ли кому добавка. Добавку никто не захотел, и это было тем более странно, что картофель, потушенный с молодой свининой, сегодня особенно удался. Нина Петровна, безусловно обиженная, негромко спросила:
