Он взял ведро с карасями, поставил его на берег, а сам присел на нос лодки.
– Ты почему меня не взял? – спросила Настенька и насмешливо добавила: – Ты Стеши боишься?
Что было ей ответить. С самого начала Колька неожиданно усвоил почти отцовский тон по отношению к Настеньке и теперь никак не мог выйти из него, и разговаривал с ней до противного нравоучительно. Колька оправдывал себя тем, что он и действительно почти на десять лет старше Настеньки, но надо было как-то иначе, а у него чуть ли не каждое слово с претензией получалось…
– Не взял потому, – заговорил Колька, – что там комара много, да и дома тебя не было. А Стеши мне нечего бояться, с чего ты взяла?
– Да так. Она меня глазами ест, – Настенька засмеялась, – ты разве не заметил, я с каждым днем все худею, все худею…
– Надо бегать поменьше, а то ведь ты на месте и минуты усидеть не можешь.
– Ему про деньги, а он про кино. – Настенька уронила голову на колени и фонариком что-то чертила на песке.
Самое смешное было в том, что почти все село относилось к Кольке так же, как он теперь к Настеньке. Он еще не помнил случая, чтобы его кто-нибудь Николаем назвал. Даже пацанва, что еще в туалет курить бегает, свободно спрашивала: «Колька, нового петушка покажешь?» И Колька показывал, лазил вместе с мальчишками на крышу, учил владеть лобзиком, держать в руках рубанок.
Домой уходить не хотелось. Вечер и в самом деле был хорош, и Колька расслабленно думал о том, что надо бы съездить в город, закупить новые стамески, присмотреть подходящие краски и попытаться осилить огонь. Чтобы деревянные язычки пламени руки обжигали, чтобы даже на расстоянии от них тепло чувствовалось. А что он в прошлый раз смастерил, так там даже и духу огневого нет. Так себе, ножом поковырял.
А Настенька все сидела в молчании, и чем-то фигурка ее маленькая на песке тревожила Кольку. То ли он побаивался за нее, то ли ее боялся – не понять. Но он искоса поглядывал на Настеньку, сбивался с мысли и потом долго припоминал, о чем же таком думал.
– Вечер, – наконец сказал Колька, – хороший.
– Да уж куда лучше, – улыбнулась своим мыслям Настенька и вздохнула, и белые косички дрогнули на ее плечах.
– Пошли. Пора и на покой, – не совсем уверенно сказал Колька и принялся закатывать высокие болотные сапоги.
Он шел впереди и нес ведро с карасями, и они легонько плескались в ведре. Настенька светила фонариком и видела, как из-под Колькиных каблуков золотой пылью взвихривался песок, и еще она видела его прямую долговязую фигуру в коротком не по росту пиджачишке.
У самого Колькиного дома навстречу попались сельские девчата. Они плотной кучкой шли по деревянному тротуару, и за их голосами и смехом не слышно было поскрипывания старых досок. Колька и Настенька посторонились, пропуская девчат, и они весело прошли мимо, а перед ними осталась Стеша. Несколько минут они стояли в молчании, а потом Настенька ушла в дом, и там что-то загремело в сенцах, вырвался свет из открытой двери, и все стихло.
– Рыбалил? – спросила Стеша и насмешливо покосилась на ведро.
– По карасям прошелся, – вяло ответил Колька и тряхнул ведром.
– Ночью-то?
– А что, самый клев.
– Прокатил бы на лодке.
– Сейчас?!
Стеша задумалась на минутку, пожала круглыми плечами.
– Сейчас поздно уже, поди и днем время есть?
– Приходи. Я с удовольствием. Мотора мне, что ли, жалко.
– А кто знает? Может быть, и жалеешь для меня.
