Шесть кубиков, у каждого из которых шесть граней… А если жизнь? Вся эта колоссальная, невероятной сложности конструкция… На каком уровне не посмотри: атомарном ли, биологическом, не говоря уже о социальном, – везде найдешь такое изобилие возможностей, что куда там рулетке казино!
Кайзерина отвлеклась, задумавшись «о превратностях судьбы», и вздрогнула, когда – почудилось над самым ухом – грянул выстрел.
«Черт!» – но получилось лучше, чем можно было ожидать. Несколько пар внимательных глаз увидели ее «испуг». Увидели и запомнили. А стрелять она отказалась. Винтовку в руки брать даже не захотела.
– Нет, – ответила она на предложение Табиты Рамос. – Оно… Она тяжелая, – Кайзерина прищурилась, рассматривая армейский «энфильд». – И к тому же я журналистка… Нонкомбатант… Вы понимаете?
На нее посмотрели с презрением.
«Буржуазка… трусиха… аристократка гребаная…»
Маленькая женщина, одетая в мешковатые мужские штаны, и с револьвером на поясе тоже прищурилась, рассматривая Кайзерину, «оправдывающуюся» перед Табитой. Сейчас она совсем не походила на ту Герду, с которой Ольга познакомилась в Париже еще в апреле[2]. Та Герда носила модную шляпку, ходила на высоких каблуках и умело пользовалась косметикой. Тонкие черты суженного к подбородку лица, большие красивые глаза и облик женщины-девочки, едва ли не подростка – изящный, притягательный, полный эротического подтекста. Очень немецкий облик, если знаешь, о чем речь. Берлинский… Как бы намекающий на порок. Но, возможно, и парижский, на порок отнюдь не намекающий, потому что принятое в обществе пороком не является. По определению.
– Испугалась? – спросила Герда, кладя руку на «лейку», висевшую на шее. Сам аппарат болтался чуть ниже небольших грудей, топорщивших оливкового цвета мужскую блузу.
– И не вздумай! – покачала головой Кайзерина, доставая из кармана сигареты. У нее на дорожной юбке накладные карманы, как на офицерском френче, весьма удобная вещь: всегда есть куда положить сигареты и спички. – Будешь?
– Буду, – Герда подошла и спокойно взяла из пачки сигаретку. На красивых губах блуждала улыбка, глаза сияли. – Хороший выйдет снимок, – кивнула она на женщин, стоявших в очереди к огневому рубежу, и закурила.
«Испанские женщины учатся стрелять из винтовки… не снимая каблуков».
– Да, – согласилась Кайзерина. – Хочешь, пристрою в Вене?
– Не надо, – качнула головой маленькая Герда. – Я печатаюсь только в ''Ce Soir".
«В этот вечер, – машинально перевела на русский Ольга. – Простенько и со вкусом…»
Было жарко, пахло солью и горячим песком. Стрельбище – небольшая лужайка с пожелтевшей от зноя травой – находилось почти на берегу моря.
Выстрел. Выстрел. Еще…
«Интересно, – подумала Ольга, медленно, с наслаждением, затягиваясь и наблюдая из-под полуопущенных ресниц, как стреляют испанские дамочки. – Интересно, а как здесь было тогда?»
Мятеж вспыхнул 9 июля. Девятого, а не семнадцатого, как случилось в ее прежней жизни. Но дело не в датах, хотя разница в восемь дней тоже кое о чем говорит, дело в другом. Девятого здесь стреляли. Говорят, в Барселоне были нешуточные бои, и то, что легитимисты город удержали, скорее чудо. Однако задумалась Ольга не об этом. Думала она об Олеге и Степане, которые оба два именно в Барселоне и встретили начало гражданской войны. Впрочем, не так. Если честно, о Степане Ольга вспомнила не сразу, а чуть погодя, потому что думала она на самом деле только об Олеге.
