– Не понимаю, о чем ты… – нехотя бросила девушка, обхватывая руками дверную створку, прижимаясь к ней грудью в усталом жесте. – Хотя, я где-то слышала, говорят, будто герр Вольф и герр Хартман что-то не поделили, и у них случилась… ссора.
– На шпагах или на пистолетах?.. – протер глаза ее брат, явно нисколько не удивленный ее словами. Это была далеко не первая дуэль за сомнительную честь его сестры в этом месяце, – И с кем из них ты идешь на сегодняшний прием?
– С Вернером конечно! – воскликнула та, будто глубоко оскорбившись его словами, – И, вероятней всего, я поеду с ним на охоту на следующей неделе.
– Только через мой труп… – процедил через зубы Аскель, в напряжении зажмурив глаза, – Ладно, отцу плевать на нас обоих, послушай хотя бы меня. Подобное поведение сведет тебя в могилу.
– Матушка очень любила приемы… – соврала Эмма, обиженно надув губы. Она не знала, что любила ее мать, но отлично знала, как избавиться от надоедливого братца.
– МАТЕРИ ЗДЕСЬ НЕТ! – ожидаемо прогремел на всю гостиную голос Аскеля, заставив задребезжать стекла в окнах, а Алоиса поморщиться, прочистив ухо, – НЕ БЫЛО И НЕ БУДЕТ. ПОШЛА ПРОЧЬ!
– …тебе не кажется, что ты слишком строг с ней? – саркастично ухмыльнулся он, глядя, как его собеседник рваными движениями набивает трубку.
– На самом деле я бы отправил ее на виселицу. Не ровен час, в наш дом явится инквизиция, ибо в свете уже шепчутся, будто Эмма продала душу Дьяволу за красоту и влияние. Сам знаешь, тут не только ее, весь наш дом сожгут дотла, а землю засыпят солью.
И хотя это вряд ли можно было назвать правдой, несмотря на то, что угрозы Аскеля и были неиллюзорны, Алоис на слова племянника лишь беззвучно хмыкнул, провожая задумчивым взглядом топот изящных туфелек по паркету где-то в другом конце коридора.
– Отец?..
Тихо, словно из пустоты, со стороны двери, где только что скрылась Эмма, появилась небольшая фигурка в изящном темно-синем сюртуке. Мальчик застыл в дверях, глядя на то, как его отец в раздражении рассыпает табак по столику.
– М… – нехотя откликнулся мужчина, не отвлекаясь от своего занятия.
Но после того, как Алоис многозначительно прочистил горло три раза подряд, Аскелю пришлось поднять голову на своего сына.
– А, Герман, малыш… Подойди сюда, садись, не бойся… – усадив сына на колени, мужчина отложил трубку в сторону.
– Почему ты опять кричал на тетю Эмму? – поинтересовался он.
– А почему ты бросил мать одну? Ты же знаешь, как ей сейчас необходима твоя поддержка…
– К ней пришла Грета, поменять компресс… велела погулять, ибо комнату нужно проветрить.
– Как себя чувствует Линда? – поднял бровь Алоис, отвлекшийся на разглядывание пуговиц на одежде внучатого племянника. Он о чем-то глубоко задумался, не сразу осознав, о ком идет речь.
На что Аскель лишь саркастично ухмыльнулся, то ли красноречиво заботясь о чувствах сына или же пренебрегая самочувствием жены.
Каждый раз очень трудно было уловить эту невидимую грань, но с каждым годом Алоис все больше склонялся ко второму варианту. Ибо только моральный урод может заставить своего малолетнего сына сидеть у ложа умирающей матери. Иногда, глядя на ее бледное лицо, глядя в с каждым днем гаснущие зеленые глаза, ему казалось, что он видит в этой женщине отражение своей давно пропавшей сестры. Та же доброта, та же нежность… с таким усердием втаптываемая в грязь усилиями ее мужа. Будто на этой женщине он хотел выместить всю ту боль и страдание, что причинила ему гибель матери. Будто хотел, чтобы его собственный сын прошел через то же самое, что и он в его возрасте, с той лишь разницей, что смерть своей матери хотя бы он сможет увидеть собственными глазами. Что ж… не через неделю, так через две, его старания дадут свои плоды. Он уже довел ее до депрессии и чахотки… и лучше ей, увы, не становилось.
