Аня взяла меня под руку и мы, отделившись от толпы, пошли потихоньку к храму, чтобы взглянуть на него поближе.
– Далеко не расходитесь, через десять минут уезжаем… – донеслось нам в след.
Разглядывая это старинное архитектурное сооружение, мы любовались безупречными фасадами, оформленными двенадцатиметровыми четырехколонными портиками; восхищались мощью светового барабана, увенчанного главным куполом, вокруг которого, по углам возвышались четыре главки-колокольни; с интересом изучали каменные кружева капителей колонн, многочисленных барельефов и панно. Бело-желтая цветовая гамма подчеркивала строгость архитектурных форм.
– Смотри, какая необычная ограда, – сказала Аня. – Это что, пушки?
– Да, – ответил я. – Это стволы трофейных турецких пушек, взятых со стен крепостей Измаила, Варны и прочих. На стволах сохранились вычеканенные гербы Османской империи, а на некоторых, если присмотреться, можно даже прочесть данные им имена: «Гнев аллаха», «Священный полумесяц», «Дарю лишь смерть».
– Много их тут, смотри…
– Всего здесь, если не ошибаюсь, сто два бронзовых орудийных ствола. Они, как видишь, установлены по три на специальных гранитных постаментах. Дульным срезом вниз, в знак того, что уже никогда не будут участвовать в военных действиях.
– А причем здесь пушки? Ведь это церковь? – удивленно спросила Аня.
– Потому что собор изначально был возведен на месте штаба гренадерской роты лейб-гвардейского Преображенского полка, в память о восшествии императрицы Елизаветы Петровны на престол с помощью солдат и офицеров этого подразделения.
– Откуда ты все это знаешь?
– Книжки надо читать… – я шутливо подхватил ее за талию и привлек к себе. Чуть приподнявшись на носках, она подалась мне навстречу. Я вдруг заметил, какая тонкая и изящная у нее талия. Казалось, пальцы моих рук, сомкнувшись в замке, заденут друг друга.
Ее лицо оказалось рядом с моим, губы призывно распахнулись, и мы слились в долгом трепетном поцелуе. Сквозь тонкое летнее платье я ощущал ее гибкое молодое тело, манящую упругость форм, ласковое тепло и запах горячей кожи.
– Би-и-ип!… Би-и-би-и-и-и-и! – автомобильный гудок резанул по ушам, заставив нас оторваться друг от друга.
– Автобус… – растерянно произнесла Аня. – Они уезжают.
Взявшись за руки, мы быстрым шагом поспешили на площадь. Наш автобус медленно выруливал со стоянки. Мы бросились ему наперерез. Машина притормозила, дверь открылась, пропуская нас внутрь.
– Где вы ходите! – возмущенно воскликнул лысый дядька-шофер. – Все уже давно здесь. Только вас ждем! Целуются, понимаешь…
Мы пошли по узкому проходу, отыскивая свои места. Пожилой усатый мужчина в синем пиджаке, убирая сумку с прохода, снисходительно и по-доброму нам улыбнулся.
– Ничего, ничего, подумаешь… – кивнул он в сторону водителя. – Сам что ли молодым никогда не был?
Мы снова уселись на мягкие кресла, и автобус легко понес нас вдаль по шумным петербургским улицам, залитым веселым майским солнцем.
Я проснулся еще до будильника, посмотрел на часы: стрелки показывали половину пятого утра. Можно было еще полчаса поваляться, но я, пересилив себя, отбросил одеяло и отправился в ванную.
Перед съемкой меня всегда охватывает тревожное чувство. Кажется, что ты ничего не можешь, ничего не умеешь, и все твои попытки что-то создать – это лишь жалкие потуги обмануть самого себя и окружающих.
Подставив лицо горячим струям воды я лихорадочно прокручивал в голове план предстоящего съемочного дня. Все учесть, ничего не забыть… Любая мелочь может обернуться катастрофой. Ведь большая часть денег уже вложена в проект и если что-то пойдет не так, будет весьма и весьма неприятно. Лишний съемочный день я не смогу себе позволить – слишком накладно.
