– Вот видишь, деда, и дядя Халва просит. Давай про войну рассказывай.
Казалось, вся изба задрожала от хохота.
– Так вкусно меня ещё никто не называл, – сквозь смех произносит Шалва.
Якуниха шла мимо с вёдрами от реки. Остановилась в недоумении.
– С ума, что ли, свихнулись? От радости или с горя хохочут?.. Не приведи Боже.
* * *
Привал кавалерийцев всегда сопровождался соревнованием плясунов, этого требовал командир Первой конной Семён Михайлович Будённый, который и сам был любителем смачного украинского гопака. Он считал пляску лучшим отдыхом от кровавой боевой работы.
– Да не дёргайся ты, я из-за тебя зигзагом побреюсь, – ворчит на сослуживца Костя, за то что тот криво держит осколок зеркальца. Боец готовится защитить честь своего подразделения.
С первых же аккордов гармошки лица красноармейцев расплываются в улыбках.
В середину образовавшегося круга выходит командир эскадрона и объявляет:
– Лучшему плясуну-победителю будет вручено именное седло с автографом командарма.
Звучат громкие подбадривающие крики красноармейцев:
– Не подведи, Костя!
– Задай жару! Отпляши седло!
Как истинный артист, Костя не спеша потирает руки, сплёвывает через левое плечо и этаким гордым гоголем вплывает в центр круга, начинает первый чечёточный заход. Музыка набирает обороты, плясун входит в раж, выкидывает невиданные коленца. Все ждут Костиной «коронки» – одновременного выброса в присядке обеих ног. Разгорячённый казак с лёгкостью исполняет этот сложный плясовой трюк.
Последний аккорд, артист хлопает себя по груди и эффектно разводит руки в стороны. Увлечённые пляской бойцы не замечают подъехавшего на коне Будённого.
– Браво, браво, – знатно пляшете! – перекрикивает аплодисменты командарм.
– Смирно! – кричит эскадронный и вытягивается в струнку перед Будённым.
– Вольно, бойцы, вольно… – Семён Михайлович слезает с коня, передавая поводья красноармейцу. Войдя в круг, жмёт руку разгорячённому плясуну: – Фамилия?
Костя радостно рапортует:
– Татарников, первый эскадрон.
Подают новенькое кавалерийское седло. На кожаной боковине нацарапан и прошит дратвой автограф командира Первой конной армии.
– Пляши и воюй дальше, – напутствует командарм. – Мне доложили, твой родной хутор недалеко. Можешь навестить, догонишь своих на марше.
…Части белой армии с большими потерями отступали к Крыму. Рядом с одной из санитарных повозок разорвался снаряд. Брезентовый тент разнесло в клочья. Возница еле сдержал взбесившихся лошадей и замертво свалился с облучка. Над раненой беременной женщиной с красным крестом на нарукавной повязке склонилась другая медсестра.
Перекрывая разрывы снарядов, она истерично закричала:
– Поручик, ваша жена рожает! Нужно остановиться: она ранена.
Офицер спрыгивает с коня, подбегает к повозке. Всё лицо жены залито кровью. Сквозь кровавую пену она успевает еле слышно произнести:
– Спасай ребё… – И умолкла. Навсегда.
– Нужно кесарево сечение, можем хотя бы ребёнка спасти, – говорит сестра и начинает искать сумку с инструментами, но её далеко отбросило взрывной волной. Ни скальпеля, ни бинтов, ни ваты – ничего нет.
– Чем резать? – медичка растерянно разводит руками.
Поручик решительно выхватывает штык-нож, подаёт девушке.
– Йоду бы немного или хотя бы водки – для дезинфекции, – по профессиональной медицинской привычке соблюдая антисептику, умоляюще просит медсестра.
– Ты в своём уме?! Какой йод – она мертва! Режь! – яростно рычит офицер.
