Валентайн - страница 7

Доброе утро – смотрит на свои часы. – Да уж день, пожалуй.

Я стою, сжав цевье, словно это рука любимой старой подруги. Я не знаю его, но вижу, что молод, не может быть земельным инспектором – они иногда наезжают сюда, убедиться, что подъездную дорогу держим свободной и не замусоренной. И не изыскатель, что заезжают почесать языком, узнать, не собираемся ли продать землю. И для добровольного помощника шерифа молод – тут я вспоминаю, что не спросила Эйми, позвонила ли она шерифу.

С чем пожаловал? спрашиваю.

Вы, наверно, миссис Уайтхед. Симпатичное у вас ранчо.

Не жалуемся. Пыльное, как везде. Говорю ровным голосом, но думаю, откуда он знает мою фамилию.

Он хохотнул, глупо, нахально. Да, похоже, говорит. Но мне как раз на руку. Проще ставить вышку там, где у матушки природы чисто и сухо. Выпрямился, шагнул вперед, ладони поднял. Улыбка на лице застыла, как стрелка на кухонных весах.

Слушайте, у меня случилась неприятность нынче утром. Вы мне не поможете?

Он делает еще шаг, я смотрю на его ноги. Поднимаю глаза – он держит руки над головой. Ребенок сильно пинает меня под ребра, я кладу руку на живот, хочется сесть. Два дня назад я стреляла в койота, он бежал рысцой к курятнику. В последнюю секунду отвела взгляд от мушки и промахнулась, а тут Эйми закричала – скорпион – я поставила ружье и схватила лопату. И сейчас не могу вспомнить, перезарядила ружье или нет. Старая Дама – это винчестер 1873 года; бабушка считала, что это самое лучшее ружье в мире. Я глажу большим пальцем шейку ложа, как будто она может подсказать мне: да или нет.

Сынок, что тебе надо? спрашиваю парня – мужчиной его еще трудно назвать.

Он стоит на солнце смирно, но глаза прищурены. Мне очень хочется пить и хотел бы позвонить от вас…

Делает еще шаг к дому, но, увидев Старую Даму, застывает. Говорю себе, он не может знать, если не заряжена. Постукиваю дулом по дощатому полу – раз, другой, третий, а он наклоняет голову, прислушивается.

Миссис Уайтхед, ваш муж дома?

Дома, конечно, дома, но сейчас спит.

Улыбка стала шире, чуть дружелюбнее. Скотовод – и спит среди дня?

Время – половина двенадцатого. Я смеюсь, от смеха горечь, как от можжевеловой ягоды. Как же глупо он звучит! Какой одинокой выгляжу из-за него.

Он хохотнул тонким голосом, и от этого звука у меня подвело желудок. Засмеялся – словно в карты передернул.

Что, миссис Уайтхед – ваш муж вчера тоже принял лишнего?

Нет.

Заболел? Слишком много сладких валентинок съел?

Он не заболел – я прижимаю ладонь к животу и думаю, успокойся, маленький, тише. – Чем я могу вам помочь?

Я же сказал, у меня маленькая неприятность. Мы с подружкой приехали сюда вчера вечером, немного отпраздновать. Ну, знаете, как это бывает…

Понимаю, говорю я, а сама глажу себе живот.

…и выпили лишнего, и немного поругались. Может, ей не понравилась коробка конфет в виде сердца, мой подарок, а я, наверно, задрых…

Вот как.

…можно сказать, потерял подругу. Стыд какой, а?

Смотрю на него, слушаю, держусь за ружье, как утопающий за соломинку, а горло словно кто-то обхватил рукой и сжимает медленно, всё крепче. У него за спиной, на горизонте, чуть виднеется вишневая машина. До нее больше мили, и, кажется, она летит над пустыней. Пожалуйста, заверните ко мне, думаю я, когда она приближается к нашему повороту, и горло у меня слегка саднит. Машина будто помедлила перед поворотом – пятнышко на горизонте – и помчалась дальше.