– Помолчи, а лучше отволоки его к тем, остальным. Рано их отпускать, да и стоят ли они этого отпускания? Документов, то нет! Надо держать их на голой диете, до полного соглашения! Вот, так! И не вздумай с ними, «вась-вась»! Неясность будущего всегда тревожит и ведёт к пути на соглашение. Так я думаю, будет и с ними.
– Не уверен, что соглашение будет! Вот, какие они все цепкие отказом, но этого, то я отведу, куда ему от меня деться.
– Да, к этим! Но, прежде, «краскописцу» этому, необходимо преподать урок повиновения. Выдать ему то, что давно заслужил! Но беречь его от беспамятства! Мне он нужен работоспособным и творческим. Так что, сильно не очень усердствуйте: без жёсткого помешательства и разных экзекуций. Мы дикарями быть не должны, но обязаны его перевоспитать!
Два, волосатых и серых человека из этой команды, грубо толкнув Макария в спину, отволокли к стене и начали «перевоспитательную работу».
Били усердно: ругаясь, плюясь и поочерёдно приговаривая:
– Это ещё цветочки. А плоды будут совсем иные и вкуснее, чем тыква в плаксивую осень.
– И будут над тобой ромашки-лепесточки: любишь-не-любишь! Ха, ха, ха!
– А может тебя в угол поставить? До самого нужного созревания, да так, чтобы не забывал о нашей любви человеческой, до самого лютейшего изнеможения? Так, сказать, для твоей же пользы! Чтобы ситуацию принял, как огурец на закуску! – и загоготал, один, из этих, двоих.
– Да рядом с вами, запросто, но, отвратительно! – избитыми губами ответил Макарий и, с тяжёлым смехом, добавил:
– Так сказать, в испытательном казусе, – и Макарий, несмотря на боль, глухо захохотал.
– Вот, что! Воспитывайте столько, сколько он будет требовать! Вы, надеюсь, поняли? Но, руки его беречь! Да и голову эту дурную, поберегите ещё: без неё он нам не нужен, даже, как эта тыква.
– … Ну, что, очнулся, Макарий? Вот, попался и ты к этим негодяям, в их безжалостные руки. Как же так случилось, что мы все оказались вместе в этом дровянике? – тихо, но твёрдо, спросила всех Смотрина Алексеевна и продолжила:
– Но, сдаваться на милость этим негодяям нам нельзя! Негоже, это! Не по-человечески нам трусость и беспомощность! Мы, люди высокой мечты и силы! Так, ведь? Я думаю, что да! А тебя Макарий, приволокли, избитого до бессилия, в изодранной одежде: сам посмотри. Помнишь, как в том лесу? Но там природа тебя испытывала на прочность, а здесь, человеческая мразь, которую и человеком назвать нельзя. Да улыбнись ты, выше облаков, и в небо – силой мысли для достижения наших правд и их восприятий. Ты мноое сумеешь и сможешь, точно: ведь Смотрина не ошибается! – и, улыбнувшись в сарайных потёмках, добавила:
– Этот, их главный, увидел твой рисунок на столе, и, пойди ж ты, сразу понял, что это твой и ты где-то рядом. И завёл свою песню о том, чтобы я изменила сама себе, да и вам всем, тоже. И начал уговаривать и, даже, льстить, примерно вот так:
– Да, Смотрина! Рисунок исполнен отлично, и знаю кем! Вы на нём очень красивы и чисты, вот такой вам и необходимо оставаться для всех прекрасных дней. Уверен, что они у вас ещё впереди! Но, это если станете послушны и разумны. Ведь, как я понимаю, вы в разум верите, без ограничений, так, ведь? Мне этот парень, очень нужен и без всяких компромиссов от вас!
– В разум я, конечно, верю, но, не такой, как ваш. Ваш разум пошатнула алчность и сбросила вниз бывшего вашего человеческого «я!». Там осталось лишь мелкое ничтожество и жажда наживы, притом, любым гадливым способом! Вот так примерно я ему отвечала. В итоге, теперь вот и я с вами вместе, в сарае для нашего тепла, – и воодушевлённо окинув всех взглядом, продолжила:
