Валёр - страница 6

– Что, мол, когда вырасту, стану жить по звёздам. Но, теперь, вот, звёзды смотрят на меня, а я смотрю на тишину закрытой обсерватории. И одна, совсем там одна из людей, как мерцающая в тёмном небе звезда.

– Но, серячок мой ненаглядный, дружок мой верный, тяни: теперь нас больше и вес стал немножко иной. Домой тянись, не ленись, и своих не боись!

Как сквозь пелену Макарий слушал странную речь и понял, что эта Смотрина Алексеевна немного навеселе.

Трясло телегу по лесной заросшей дороге, и мимо тряслись густые берёзы, сосны и ели.

Женщина громко пела, и всё прошлое показалось Макарию, далёким и небывало лёгким. Ведь, ничего такого страшного и не произошло. Разве, что вот картины? Исчезнут и канут в чьих-то тёмных закоулках, что и вовсе их не найти? Или уничтожат, за ненадобностью. А перемены в жизни всегда необходимы: ведь без них тускнеет окружающий мир.

Смотрина Алексеевна, вдруг, словно спохватившись, прервала песню и громко воскликнула:

– Стой, мой, Сметливый! Что же это я так! А ну-ка, давай мой дорогой попутчик, всё это мы быстро и верно исправим. Ты вот какой ослабленький, до дуновения совсем!

Она извлекла из-под мешков бутылку какого-то вина, тёмно-красного до кровавого цвета и бодро улыбнувшись Макарию, выразительно воскликнула:

– Не волнуйся: это церковное вино, живительный кагор! Он согреет и душу, и тело, и станешь ты как новенький, мой настоящий попутчик! Наполнит силой и верой во всё лучшее, чем было раньше и есть на самом деле! И в меня, тоже, поверишь! – и звонко захохотала.

– Ну, а зовут-то тебя как? Забыл, что и не вспомнить? Мы память твою сейчас вернём: держи! – и Смотрина Алексеевна подала Макарию открытую бутылку вина.

– Пей, сколько влезет и даже больше! Мне выдали сегодня зарплату спиртным: так что, набирайся сил. Помогает, особенно таким вот неизвестным, как ты. Пей, наполняйся кагорной силой, и не будешь больше блуждать в своей памяти по неизвестности! – ещё сильней развеселилась эта странная женщина.

– Макарий, звать меня. Но я никогда не употребляю спиртное, совсем! И не хочу: не надо этого мне! Что это даст? Головную боль и мучения?

– Ну, Макарий, так Макарий! Имя то, какое святое! Ты что же думаешь, я, Смотрина, алкоголичка и дрянь? Я – есть хранитель былых достижений науки и будущих великих открытий! Ты это пойми и заруби себе на носу, – она задорно улыбнулась и добавила:

– Я ведь, Смотрина, надёжная, как гранитная скала над бурной ревущей рекой! Без подвохов, без глупых гадостей и предательств. Так вот, так и есть! Понимай это! И помни!

Кагор был действительно сладкий, немного приторный, но пить было приятно.

– Ну, вот! А ты боялся: говорил, что совсем не пьёшь. Глянь сам: полбутылки то и нет! Молодец, другого и не скажу.

– Но, ненаглядный мой Сметливый, по нашей дороге, вперёд! Не стесняясь, домой! – и хлёстнула коня кнутом.

– Давай, вперёд мой, родимый! Не грусти и не скучай! Вот, какая нам неожиданность привалила! Так сразу не взять и не осмыслить, как хоти и ни желай! То ли в достаток, то ли в убыток, так сходу и не поймёшь!

Телега вновь затряслась по ухабинам и ямам лесной заброшенной дороги, вглубь тайности берёз, елей и сосен. По неизвестному лесу, истомленной жизни, без вопроса: куда и зачем всё это есть?

… – издалека, очень издалека, добирается человечество в достойную жизнь. И до какого места оно дойдёт: за межу, где уже ничего не будет, или в чистоту и порядок, где главное – всё? И нет другого пути, как любить и уважать себе подобных? Но, пока что, есть только, один идиотизм! Иного здесь не найдёшь и не скажешь. Вот, так вот, Макарий, я вижу этот наш милый, зацелованный дурностями мир. Целина для совершенствия новых умов и созидания талантов, только твори! Люби, поднимай себя в то, что дано свыше настоящей жизнью! А не влачении её к безумности унижения, вглубь стыда и позора, таща туда всех и вся, без разбора…, – доносилось откуда-то с глубины, нахлынувшего вдруг тумана.