Я влетела в секционную и готова была отстаивать труп служанки силой, если понадобится, но случайно ошиблась помещением. Или неслучайно. Это тоже была комната для вскрытий, но в ней не было трупа. Только жутко злой глава департамента у окна, со сложенными на груди руками. Кажется, я стала предсказуемой. Меня ждали.
— Ты не имеешь права отстранить меня от дела. Я куратор твоего лучшего стажера, — начала с главного я, присаживаясь на край каменного стола для вскрытий. Разговора было не избежать. Бессмысленно разворачиваться и уходить — догонит. Тем более мне все еще необходимо было забрать труп.
— Что ты творишь?! — прошипел Гледшир, и его глаза загорелись ярким зеленым светом.
Эх, видели бы сейчас своего главу подчиненные. Глаза от шока повылезали бы.
— Расследую дело.
— Ты раскрываешь секретную информацию тем, у кого нет к ней доступа! Это карается законом, — продолжал наседать на меня Вольфган.
— Твоим законом, не моим, — напомнила важную деталь.
— И только по этой причине тебе никогда не служить в следственном! — рыкнул мужчина, соскочил с подоконника и сделал пару шагов ко мне.
— В таком лживом департаменте я не стану служить, даже если будут умолять. И поэтому я никогда не приму власть совета! У тебя в городе орудует опасная черная ведьма, а ты печешься о сохранении имиджа ковена вместо того, чтобы перерезать этой твари глотку! — Я даже задохнулась от всей этой отповеди. Слишком много воспоминаний и больных мозолей.
— Во-первых, не факт, что это ведьма, тем более черная. Во-вторых, мы не убиваем, мы арестовываем, — самодовольно поправил меня генерал и сделал еще несколько шагов навстречу.
— Как красиво звучит. А так ли красиво выглядит? Если бы мы в свое время не убивали, никакого Пятого края, да и остальных, не существовало бы. Твоих драгоценных советов иных в том числе.
— Ваши методы были варварскими и не допускали помилования. Я отлично помню, как действовал орден. Забыла? Ты чуть не казнила меня на глазах у толпы! — И вот он, зеленый огонь в глазах! Гледшир больше не мог его сдерживать. Это неподвластно силе воли, когда эмоции на пределе.
— О, малыш Вульф обиделся, что я хотела его смерти. А ты забыл, в чем тебя обвиняли? Массовые убийства! Мы и за меньшее отправляли на тот свет. — Я не собиралась сдавать позиций.
Мы не общались с тех самых пор, как Гледшир женился, получил защиту совета и должность в департаменте. Минуло целых пятьдесят восемь лет. Лишь редкие встречи мельком да горящие ненавистью взгляды на важных мероприятиях — это все, что между нами было. Пустота. А теперь вернулось пламя разногласий. Кажется, между нами все же что-то есть — дикая жажда свернуть друг другу шею.
— Мне ли не знать. Великая Валерия, лорд-инквизитор Линсбрук! Да от твоего имени иные впадали в истерию. Тяжело тебе стало после упразднения ордена? — Удар ниже пояса. Падение ордена было моим самым страшным воспоминанием и до сих пор кровоточащей раной.
Вольфган вытащил из голенища ритуальный нож, подошел вплотную и нагло срезал пять пуговиц на вороте моего камзола и оставшиеся на рубашке. После он нагло отодвинул ткань острием так, чтобы была видна отвратительная черная клякса под моей ключицей, расползающаяся угольными венами в стороны, но в основном к сердцу. Печать — мой позор и гордость одновременно. Позор — дала себя заклеймить. Гордость — отказалась подчиняться. Но даже с ограничителем и спустя столько лет я все еще пугала Гледшира. Это было видно по его осторожным и выверенным движениям. Он все время находится в ожидании моего броска, будто имел дело с ядовитой змеей. Неприятное для меня сравнение, но лестное.
