Вальхен - страница 41

– Вот что, Шушан, никто никуда сейчас не пойдёт, – сказала она твёрдо. – Вы с Розой сидите дома и не высовывайтесь. Если кто чужой появится – сразу в подвал. А мы с Анной за эти два дня что-то придумаем. Слава богу, в нашем дворе немцы не стоят.

– Ой, а у нас стоят. Со вчерашнего дня. – Валя вдруг вспомнила, что женщины не знают последних новостей. – Офицер какой-то важный, солдат его… как это… вроде слуги, мама говорила…

– Денщик? – подсказала Зоя.

– Да, точно. И переводчик ещё. А нас на кухню выселили. И принесли маме кучу их белья – стирать.

– Как же вы втроём там помещаетесь?

– Вдвоём. Мишка вчера забежал, забрал все свои тёплые вещи и ушёл… не сказал куда. Попрощался и обещал маме, что будет осторожен. И ещё, – добавила она упавшим голосом, – сказал, что нам знать не надо, куда ушёл.

Женщины переглянулись, покачали головами, но промолчали. Только Шушана что-то еле слышно прошептала по-крымчакски, и Валя, не зная языка, почему-то угадала, что это молитва.

Оккупантов в квартире не было. Валя сидела в кухне и, волнуясь, ждала мать. Когда Анна Николаевна вернулась, дочка рассказала ей, как сложился разговор у севастопольских друзей и что решили.

– Правильно Зоя настояла, – сказала Анна Николаевна. – Уходить неизвестно куда – это им верная гибель. Я тоже кое-что узнала. Видела Петра Сергеевича. Про Мишу он сказал, что у него всё в порядке и что он где-то у своих, не на глазах у немцев, и чтобы мы не беспокоились.

В окно кухни аккуратно постучали – мать и дочь обернулись. Во дворе стояла Мария и делала знаки, чтобы к ней вышли.

Анна Николаевна кивнула и направилась к двери. Валя – следом.

– Валюш, не ходи.

– Ты будешь рассказывать тёте Маше, что узнала, – без вопроса в голосе сказала девочка. – А мне? Я, думаешь, не хочу помогать? Или мне знать не надо?

– Валь, ну не детское это дело…

– А к Шушане ходить – детское? Как я смогу помогать, если ничего не знаю…

– Но ты понимаешь…

– Я, по-твоему, совсем глупая? Понимаю, дело серьёзное, и болтать о нём нигде не надо. Мам, ну правда… мне тоже важно это делать. – Валя потянулась за своим пальтишком.

Мать вздохнула, подумав о том же, о чём думали тогда многие: как рано и быстро взрослеют из-за войны дети. Накинув пальто, подала Вале тёплый платок:

– Голову накрой. Холодно.

На улице Анна Николаевна тихонько стала рассказывать подруге новости:

– Пётр Сергеевич, бывший начцеха из типографии, сказал, что он сам теперь в типографии не работает и планировал сегодня уйти из города, но тут эти фашистские приказы появились, и «старшие товарищи», как он выразился, велели ему остаться и попытаться что-то сделать для евреев и крымчаков, для кого возможно.

– Что он может сделать? Спрятать? – тихо спросила Валя.

– Всех не спрячешь, да и мест таких мало, где безопасно людей прятать. Хотя кое-кого, он сказал, вывести из города можно. И документы поменять хотя бы тем, кого мало знают в городе. В типографии есть надёжный человек, он попытается достать стандартные бланки справок. Где-то на складе были довоенные. И ещё вырежет копию нескольких печатей домоуправлений по образцам, которые Пётр Сергеевич нашёл.

– Зачем?

– Будут делать людям справки, будто у них ещё до оккупации пропали документы – украдены, или в эвакуации утеряны, или при бомбёжке, как вот у Тамары было. Ну и давать другие имена и фамилии.

– Я тоже кое-что добыла. – Мария вынула из кармана потёртый паспорт. – Вот мне знакомая дала. У них перед самой оккупацией бабушка умерла в посёлке, а документы они сдать не успели. Смотри – на фотографии всё равно не разберёшь, какие глаза и волосы