Я бросил на Машу устрашающий взгляд, украдкой показал ей кулак.
– Сережа, – сказал я.
– Сережа? – как бы удивилась Маша. – Ой, Сережа… Со мной когда-то учился мальчик Сережа, который так здорово танцевал!.. Никогда не забуду, как вместе с ним я участвовала в конкурсе, и мы заняли первое место, – она закружилась под музыку, смежевав веки. – Па – па – па… – остановилась и нежданно-негаданно спросила, подморгнув исподтишка. – А ты умеешь танцевать, мальчик?
Маше, видимо, нравилась игра, которую она начала с утра непонятно зачем.
Я улыбнулся. И Маша в ответ опять закружилась, запорхала пестрым мотыльком по ромашковой лужайке… Она, я понимал, приглашала меня… И чтобы не поддаться соблазну, я поспешно отвернулся… Возможно, и зря, потому что никому до нас не было дела. Таня села на покрывало доплетать венок из ромашек и васильков, Глеб же бродил поодаль от нас, то оглядываясь по сторонам, то уставившись в землю. Он, конечно, пытался отыскать следы недавней стоянки экспедиции.
– Как я рада, что опять тебя вижу, – подступила ко мне Маша. – Еще что-нибудь расскажи о наших ребятах, о школе, о городе… Пожалуйста…
Мы присели на скамью в лодке…
Глеб подошел к нам минут через десять. Не обронил ни слова. Сбросил рубашку и трико, вбежал в речку и, ухнув в воду, поплыл. Даже мне не предложил искупаться. Знать, здорово огорчился…
К пристани мы подплыли уже в сумерках, когда в поселке зажглись огни. Надоедливые комары звенели возле лица, впивались в шею, руки. Громко и дружно галдели лягушки. Девчонки, поплавав с нами на лодке, убежали с речки домой часом раньше.
– Не дождались нас, – сокрушался Глеб.
– Знать, на то была причина, – успокаивал я его. – Если ты нужен, обязательно еще раз с тобой свяжутся…
И другая мысль докучала товарища.
– Мама места себе не находит сейчас, – беспокоился он. – Вот увидишь, у околицы встречать нас будет.
– Да вряд ли Маляма придет к тебе домой разбираться…
– Не скажи… Он, когда выпьет, может и среди ночи заявиться, к столбу ни за что придерется… А дерябнувши он почти постоянно.
Но тетя Оля встретила нас вполне спокойно.
– Где ж это вас носило? Целый день! – всплеснула она руками. – Ты хоть бы Сережу голодом не морил, – пожурила сына. – Мойте руки, и – за стол.
Мы поужинали.
– Пока тихо, давай к Карасику смотаемся, – предложил Глеб. – Если Маляма припрется, мама завтра ни за что не выпустит нас на улицу.
– Накажет?
– Да нет, за нас будет переживать.
Когда мы выскочили за калитку, уже порядком стемнело. Луны не было. Фонари горели только на перекрестках. Я постоянно оступался и спотыкался, ушиб коленку, наткнувшись на бревна, сваленные у одного из палисадников. Глеб тащил меня за собой темными улочками, по узким проходам между плетнями…
– Его дом – следующий, – указал рукой. – Перемахнем через изгородь в огород, а там есть лаз во двор: две доски отходят в заборе. Им Карасик пользуется, когда родители калитку запирают.
Из окон падал в палисадник свет. Слышалась музыка, грохот, голоса: по телику шел боевик. На улице – ни души, и во дворе – ни грюка, ни шороха. Как раз то, что и надо нам.
Не раздумывая, забрались в огород, Глеб сходу нашел нужные доски в заборе. Отодвинув их, протиснулся в узкий лаз и позвал взволнованно:
– Ярик, Ярик, Ярик…
Вздрогнул я от неожиданного, радостного повизгивания собачонки. Значит, она здесь! Действительно Карасик украл ее! Ну и подлец!
